Александр Мандругин - Мальчишки из Нахаловки [Повесть]

Как только начались каникулы, Максим еще до свету бежал в типографию, закупал пачку «Оренбургского края» и отправлялся в самые людные места — на базар, к вокзалу. И в середине дня приносил домой рублевку, а если еще удавалось прихватить вечерние телеграммы, то и два рубля. Матери они ой как нужны.

Как-то Никита Григорьевич сказал:

— Что же ты буржуйской газетой торгуешь? Торгуй лучше «Зарей», там про нас, про рабочих, пишут.

— Да ведь «Зарю» в городе никто не покупает.

— А ты в городе и не продавай, приноси ко второму гудку к проходной главных мастерских. Дам я тебе записку, пойдешь в редакцию к Константину Михайловичу Коростину — редактору «Зари», он тебе все объяснит и даст газеты.

Но Никита Григорьевич предупредил, что по случаю войны железнодорожники находятся на особом положении, и им запрещено читать такие газеты, как «Заря» Так что надо быть подальше от жандарма, который всегда торчит на проходной.

И однажды Максим допустил промашку. Дело было так. Он, как всегда, встал с газетами в том месте, где тропинки, по которым шли рабочие из Нахаловки, с Ренды, с Курмыша, из Слободки, сходились в одну. Здесь людской поток сливается и, свертываясь, сжимаясь, втягивается в узкую горловину проходной.

А на ее крыльце, словно ощупывая всех входящих длинными усищами, стоит жандарм.

В сумке у Максима две сотни «Зари» и три десятка «Оренбургского края». Хитрый ход: если спросят, почему торгуешь «Зарей», скажет — мне все равно, чем торговать.

Стоит Максим, покрикивает:

— Газета «Оренбургский край», очень интересное чтение! — это звонко, а потише: — Есть газета «Заря», берите «Зарю».

Подошел знакомый кузнец Леонтьев, взял сразу пять штук. Братья Ильиных — десяток. Кое-кто брал и «Оренбургский край». Настроение у Максима было отличное, и все громче звенел его голос:

— Газета «Оренбургский край», немец спрятался в сарай, русский на крышу, лупит немца, как крысу!

Веселые любопытные взоры, привлеченные немудрящим поэтическим творчеством, невольно обращались к Максиму:

— Ну-ка, давай твой «Оренбургский край».

— Да нету, дяиньк, вот есть «Заря».

— Ну давай «Зарю». Нам все равно, что хлеб, что пирог, пирог еще лучше.

Но вот людской поток иссяк, прозвучал третий гудок, возвещая начало работы. А у Максима в сумке еще штук тридцать «Зари». Можно, конечно, поспеть на вокзал к ташкентскому поезду, вдруг удастся сбыть.

В этот момент Максим увидел состав «больных» вагонов, подаваемых в мастерские на ремонт. Ворота были распахнуты. Скорый на решения Максим передвинул сумку с остатком газет за спину, разбежался, ухватился за дверной поручень вагона, ловко вскинул свое легкое тело и скрылся в вагоне. Вот он и за воротами главных мастерских, куда никому из нахаловских ребят пробраться еще не удавалось. Максим приник к щели и с интересом вглядывался в проплывающие мимо корпуса цехов, пытаясь угадать их названия. Этот, самый закопченный и запыленный, конечно, литейный. А вот здесь звенят наковальни, ухает паровой молот — кузнечный, здесь работает отец. А это что? Ага, паровозосборочный…

Поезд лязгнул буферами, замедлил ход, вошел в огромный цех и остановился. Стало тихо. Только где-то на другой стороне слышны были удары, звон железа и сдержанный людской говор. Максим огляделся и, не увидев поблизости никого, спрыгнул на землю. На соседних путях стояли вагоны, до странности непохожие на те, которые Максим привык видеть: помятые, ободранные, некоторые без обшивки, с одними стойками, иные даже без колес, задраны на высокие козлы. Как их, такие тяжелые, удалось поднять? Зато на самом дальнем пути стояли новенькие, только что окрашенные красавцы.

Максим поднырнул под вагоны и оказался у длинного ряда верстаков. И у каждого люди: кто пилит напильником железо, кто рубит зубилом. Максим набрал полные легкие воздуха, и под высокими сводами цеха раздалось:

— Газета «Заря»!

Все рабочие разом обернулись.

— Во здорово, газета в цех пришла! — воскликнул молодой рабочий. Пожилой слесарь хмуро поглядел на Максима, быстро подошел к нему, схватил за руку и увлек за вагоны.

— Ты чего разорался?

— А че?

— «Че, че». Да разве так можно в цеху.

— Да я же не балуюсь.

— Дай-ка мне пяток газет, а сам марш отсюда. Да смотри, чтобы мастер не увидел. — И добродушно добавил: — В другой цех придешь, не кричи. Подойди и потихоньку предложи газету. А то, вишь, разорался.

— Спасибо, дяиньк.

В паровозосборочном цехе Максим сбыл почти все газеты. Осталось три штуки. Он собрался уходить. И в этот момент наткнулся на мастера.