Алексей Логунов - Мой пшеничный сноп

И ноги сами понесли меня по затравенелой проселочной дороге на Выселки. Там, возле речки, часто паслось стадо, возможно, теленок увязался за коровами. Но стада у речки не оказалось. Вконец расстроенный и уставший, опустился я на пригорок, возле зарослей лопухов и конского щавеля, и две крупные слезы шлепнулись мне на голые коленки. Меня не так пугала предстоящая взбучка от матери, как жалко было теленка, светлоглазого лопоухого Буяна. Вдруг на него напали волки или увели с собой проезжие цыгане? Ведь бывали такие случаи…

И тут я увидел в общем-то обычную для деревни картину. От крайней избы за мальчишкой в пилотке гналась разгневанная женщина. Она размахивала длинной хворостиной и визгливо причитала:

— Ах ты анчихрист, дармоед, изверг, всю душу мою ты вымотал! Люди в дом тащат, а этот — все из дома. У, вражина! Ну погоди, доберусь я до тебя…

«Не мне одному плохо», — мельком подумал я. Женщина, конечно, вскоре отстала, а Волчонок (я узнал его сразу), перебежав речку, юркнул в лопухи и исчез, словно сквозь землю провалился. Это заинтересовало меня. Вот бы научиться так прятаться! Но я удивился еще больше, когда через некоторое время услышал рядом с собой, из бурьяна, его шепот:

— Сонька ушла?

— Какая Сонька?

— Ну моя мать… Не видал, что ли, она за мной гналась?

— А… видал. Она в избу ушла, — ответил я так же шепотом.

Волчонок высунул из-под лопуха лобастую голову и настороженно осмотрелся. На лбу его вспухал багровый рубец от Сонькиной хворостины. Он, не вставая, сорвал лист подорожника, поплевал на него и приложил ко лбу.

— Ну и дерется, зараза… — беззлобно проговорил он. — А ты тут чего делаешь?

И я рассказал ему о пропавшем теленке. Наверное, вид у меня был до того убитый, что Волчонок забыл о своем рубце на лбу, покопался в кармане и протянул мне небольшое, красное с одного бока яблоко.

— Ешь вот… Грушовка, у нас их пять корней растет. Папаня говорит, можно бы еще посадить штук десять, да налоги большие. А телок твой уж дома небось… — успокаивал меня он. — Побегает-побегает, пить захочет — и придет. Наш тоже иногда убегает, а потом приходит.

Это неожиданное участие растрогало и ободрило меня. Мы долго разговаривали с ним о всякой всячине, лежа на траве лицом друг к другу. И мне казалось, что не я, а Волчонок старше (а значит, умнее и опытнее) меня на целый год. А когда я спросил, за что его гоняла мать, он задумался. Потом пытливо посмотрел мне в глаза, словно на что-то решаясь, и тихо спросил:

— Никому не скажешь?

— Никому…

— А знаешь, что за предательство бывает?

— Знаю… — как эхо, отозвался я, хотя не очень ясно представлял, что же бывает человеку за предательство. Скорее всего, убивают.

— Значит, будем дружить? — с нескрываемой радостью прошептал он.

— Да!

Волчонок растопырил пальцы, я тоже, мы переплели их и крепко, до боли, сжали друг другу руки.

— А теперь ползи за мной, — приказал он.

Вскоре мы очутились в его заветной пещере. Я был первым человеком, кому Волчонок показал ее. Мне так у него там понравилось, что я забыл и о пропавшем теленке, и обо всем на свете. Волчонок разворошил сено и достал оттуда красный лоскут, аккуратно привязанный к чисто и гладко оструганной палочке. Это был небольшой флаг, настоящий красный флаг! В уголке его были неумело вышиты желтыми нитками серп и молот.

Вот за этот флаг и влетело Волчонку сегодня от матери. Вернее, не за флаг (о нем она ничего не знала), а за красную шерстяную юбку, от которой он отрезал солидный кусок для флага. Юбка эта хранилась у Соньки еще с девичества, с довоенного времени, на самом дне сундука. Получила она ее в районе, на слете передовых вязальщиц снопов, как премию. Всего несколько раз наряжалась Сонька в эту юбку, когда бегала с подружками на деревенские вечерки. А потом неожиданно грянула война…

Откуда все это было знать Волчонку? Он видел, что юбку мать не носит, значит — ненужная, а ему до зарезу требовался красный лоскут. Не знал всех этих подробностей в тот день и я, и мы весело играли с моим новым другом, забыв о времени.

— Сегодня у нас будет праздник, День Победы, — возбужденно говорил он, прикрепляя флаг над входом в пещеру.

А потом мы сидели с ним возле плоского камня, заменявшего стол, ели кисло-сладкие, еще недозрелые яблоки, по очереди пили ледяную воду из берестяного ковшика (Волчонок набрал ее в своем потайном родничке) и, подражая взрослым, пели песни.