Шарон Крич - Две луны

Наконец мы с Фиби оказались возле её дома. Минуя дом Маргарет Кадавр, я услышала:

– Сэл! Сэл! Это ты?

В тени на крыльце в кресле-качалке сидела мама Маргарет, миссис Партридж. Поперёк коленей у неё лежала толстая узловатая трость с рукоятью в виде головы кобры. Тёмно-бордовое платье она задрала высоко к коленям, а ноги расставила так, что видно было всё у неё под юбкой – как ни противно об этом упоминать. На шею старуха намотала какое-то подобие шарфа из жёлтых перьев. («Моё боа, – сообщила она мне однажды, – моё любимое боа!»)

Не успела я двинуться в её сторону, как Фиби схватила меня за руку и сказала:

– Не ходи туда!

– Это же всего лишь миссис Партридж, – удивилась я, – перестань!

– Кто там с тобой? – спросила миссис Партридж. – И что там у неё с лицом?

Я уже знала, к чему она клонит. Она проделала это со мной в нашу первую встречу.

Фиби прижала ладони к лицу, стараясь нащупать, что с ним такое.

– Поди сюда, – велела миссис Партридж. И она поманила Фиби миниатюрным корявым пальчиком.

Миссис Партридж пробежалась пальцами по Фибиному лицу, щекам и векам.

– Так я и знала. Два глаза, нос и рот, – и миссис Партридж разразилась ехидным смехом, больше всего похожим на каменный скрежет. – Тебе тринадцать лет.

– Да, – ответила Фиби.

– Я знала, – заявила миссис Партридж. – Я просто знала, – и она гордо похлопала по своему жёлтому боа из перьев.

– Это Фиби Уинтерботтом, – представила я. – Она живёт в соседнем с вами доме.

– Зря ты это сделала, – прошептала Фиби, не успели мы сойти с крыльца. – Зря сказала, что я живу в соседнем доме.

– Почему? Не похоже, чтобы ты так уж хорошо была знакома с миссис Кадавр и с миссис Партридж, чтобы…

– Они сами только что переехали. Месяц назад или даже меньше.

– Тебе не кажется удивительным, как она угадала твой возраст?

– Ничего удивительного здесь не вижу, – и не давая мне рта раскрыть, Фиби пустилась в описание того, что случилось на ярмарке штата, куда они поехали всей семьёй: мама с папой, Фиби и её сестра Пруденс. Там в одном балагане высокий и тощий тип собрал целую толпу, угадывая возраст всех желающих.

– И что он такого делал? – недоумевала я.

– А я тебе что говорю! – выдала Фиби.

Иногда она ведёт себя до отвращения похоже на взрослую. И это её «А я тебе что говорю!» звучало так, будто взрослый обращается к мелкому несмышлёнышу. – Вот это самое он и делал – угадывал возраст людей. И все вокруг наперебой восхищались: «Ах!» и «Невероятно!» И либо он отгадывал твой возраст плюс-минус год, либо ты выигрывал приз – плюшевого медведя.

– И как он это делал?

– А я тебе что говорю! – повторила Фиби. – Этот тощий тип долго смотрел на кого-нибудь в упор, потом закрывал глаза, тыкал в него пальцем и говорил: «Семьдесят два!»

– Что, всем подряд? Он угадывал, что всем вокруг было по семьдесят два года?

– Сэл… А я что тебе пытаюсь сказать? Это же просто пример! Он мог сказать и «десять», и «тридцать»… или «семьдесят два»! Смотря кто перед ним стоял. Это было потрясающе.

Вообще-то мне казалось гораздо более потрясающим то, что это могла сделать миссис Партридж, но я промолчала.

Папа Фиби тоже захотел, чтобы тощий человек угадал его возраст.

– Папа считает, что выглядит очень молодо, и был уверен в том, что сможет его обмануть. Тощий человек посмотрел на папу, закрыл глаза, ткнул в него пальцем и крикнул: «Пятьдесят два!» Папа громко охнул, а все кругом тоже начали охать и повторять «Невероятно!», и всё такое. Но папа заставил их замолчать.

– Почему?

Фиби дёрнула себя за жёлтую кудряшку. Похоже, она уже пожалела, что вообще рассказала мне про этот случай.

– Потому что ему вовсе не было пятьдесят два года. Ему было всего тридцать восемь.

– Ух ты!

– И потом до самого вечера папа ходил за нами по ярмарке как потерянный и прижимал к себе приз – здоровенного плюшевого медведя зелёного цвета. И повторял: «Пятьдесят два… Пятьдесят два ? Неужели я выгляжу на пятьдесят два?!»

– А он не выглядит на пятьдесят два?

– Нет! – Фиби ещё сильнее рванула свою кудряшку. – Он не выглядит на пятьдесят два! – Она оказалась очень щепетильной во всём, что касалось её папы.

Её мама встретила нас на кухне.

– Я пеку пирог с ежевикой, – сказала миссис Уинтерботтом. – Надеюсь, ты любишь ежевику… или нет? Не страшно, если ты не любишь ежевику, я могу…

– Нет, – возразила я. – Я люблю ежевику. Просто у меня, кажется, иногда бывает аллергия.