Иван Коданев - Пойте, птицы, пойте!

Приятель скинул рубашку, ищет мыло, а его нет.

— Где оно? — спрашивает. — Утром после меня ты умывался! Может, куда еще положил?

— Нет, — говорю. — Никуда не убирал. Здесь должно быть.

Поискали — не нашли. Пришлось доставать второй кусок. Пока мы спорили, опять прилетела сорока. Уселась на сосну и стала кричать на нас: «Кищ-кащ, кищ-кащ…»

Утром поднялись, пошел я за водой. Приятель мой засучил рукава, приготовился ополоснуть лицо.

— Да что ты в самом деле? — рассердился он. — Опять шуточки выкидываешь? Где мыло?

Я глаза на него вытаращил.

— С ума сошел?! Вчера здесь оставили!..

— Верно, — говорит. Пожал плечами, озирается. — Да ест его кто-то, что ли?

А сорока над нами на сосне снова кричит: «Кащ… кащ… кащ…»

Под вечер я вышел к избушке раньше обычного. Похолодало неожиданно. Ветер раскачивал деревья, завывал в ветках, даже птицы попрятались.

Вдруг вижу: от крыльца взлетела сорока. Летела она как-то странно, боком, извиваясь, и очень неловко опустилась на сосну. Я остановился и стал наблюдать. Сорока тоже меня разглядывала и, что было на нее не похоже, делала это без обычного крика. Тут-то я и заметил: что-то у нее в клюве!..

«Эге! Что бы это могло быть?» — подумал я и навел на сороку ружье. Она испугалась, взлетела, выронив таинственный предмет, и с громким криком улетела в лес.

Подойдя к дереву, я нагнулся и увидел в траве туалетное мыло.

— Ах вот оно что! — засмеялся я. — Ну, теперь понятно. Так вот кто, оказывается, с нами шутки шутил!..

С моим знакомым, Василием Егоровичем, мы отправились в деревню Парчег. За ней — озеро, где кормятся дикие утки. Вот и уговорились там поохотиться.

К озеру надо идти руслом небольшой речушки. Бежит она по глубокой низине, по которой в стародавние времена текла наша главная река — Вычегда. Узкая тропинка ведет по склону, то ныряя на дно долины, то поднимаясь на бугор. С бугра далеко видны широкие заливные луга, редкое мелколесье, кустарники. С лугов несется стрекот сенокосилки. На высоких местах уже смётано в стога сено, на укосах высятся небольшие копешки.

Спустившись в луга, видим впереди белесые заросли осоки. На взгорках буйно растет рябина и черемуха, ее тонкий аромат, словно запах дорогих духов, окружает нас. Над кустами шиповника и жимолости снуют стрекозы, охотясь на комаров. В густой траве, куда еще не добралась косилка, безумолчно верещат кузнечики.

Издалека видно, как над водяными зарослями взмывают вверх белые чайки, точно кто-то машет белыми платками, а вслед поднимаются и дикие утки.

Вдруг Василий Егорович схватил меня за руку:

— Гляди! Тетеревятник!

И точно: быстрокрылый хищник верткой тенью скользил над макушками невысоких деревцев.

Охотился он за какой-то небольшой птицей. Бедная птаха всячески стремилась избавиться от преследователя: то стрелой взлетала кверху, то камнем падала к траве… Но разве уйдешь от ястреба-тетеревятника! Вот-вот догонит, вцепится стальными когтями, а потом где-нибудь на дереве полакомится своей добычей.

Василий Егорович не мог успокоиться:

— Ах разбойник! Ах обжора! Поймает, гляди, поймает!..

Серый беспомощный комок, словно почуяв защиту, свернул и помчался в нашу сторону. Ястребу только того и надо было. Ему на прямой линии перехватить добычу ничего не стоит! Он на миг взмыл вверх и замер, точно взбежал на невидимую горку, хищно растопырил крылья — вот-вот сложит и кинется камнем…

Душа Василия Егоровича не смогла этого выдержать. Сорвав с головы кепчонку, яростно швырнул ее на землю, плюнул на ладонь и столь же быстро скинул с плеча ружье. Прицелился мгновенно и выстрелил. Я знал, что мой друг великолепно стреляет…

Все, действительно, произошло мгновенно. Хищник вздрогнул, кувыркнулся, теряя перья в воздухе, и тяжело упал на скошенный луг.

Мы побежали к тому месту. Тетеревятник был еще жив: шевелил широченными мощными крыльями, царапал когтями землю, пытаясь привстать, сверкая на нас злыми выпученными глазами, но скоро ослабел, крылья беспомощно надломились, глаза подернулись серой пленкой и застыли.

Василий Егорович, потрогав хищника носком сапога, облегченно вздохнул. Сколько мы ни оглядывались, маленькой птахи нигде не было видно. Удрала, не успев поблагодарить своего спасителя. Василий Егорович посмотрел на меня с улыбкой. Я крепко пожал ему руку…