Иван Коданев - Пойте, птицы, пойте!

— Зябко, — сказал он. — Может, пойдем? Пора и на ночлег устраиваться.

— Наверное, уже не придет, — согласился я с ним.

— Не-ет! Росомаха здесь. Где-то рядом, — ответил он. — Затаилась и наблюдает. Ей темень не помеха! Видит как днем. Ждет, когда уйдем. Хитрый зверь! И опасный. Видел ее лапы? Короткие, но мощные. На таких лапах она за ночь не один десяток километров по тайге испетляет в поисках добычи, и хоть бы что! И никого не боится. Когда голодна, бросается на самых сильных зверей. Даже лось ее побаивается. А уж пакостница… Ни один силок или капкан без внимания не оставит. Все крадет! И зайцев, и белок, и рябчиков. Нет от нее житья охотникам!

Мы прислушались. Было тихо. Ни хруста ветки, ни шуршания листвы…

С севера ползла огромная черная туча. В лесу стало мрачно, черно, затаенно. Потом блеснула молния, загрохотал гром…

Мы поднялись и пошли искать ночлег. Пока пробирались, все чаще сверкала молния, раскатисто гремел гром. На первой же широкой просеке нашли стожок. Свернули к нему. Разжечь костер было делом одной минуты. Мы торопились. Стало накрапывать, и очень хотелось хлебнуть горячего чайку.

Котелок вскоре забулькал, загудел на таганке. Словно просил убрать его с углей. Обжигаясь, мы пили крепкий вкусный чай и смотрели на огонь.

Гром иногда слышался сверху, но уже откуда-то издалека доносился. Ветер переменился, и туча пошла стороной. На небе высыпали яркие редкие звезды.

— А ведь она, наверное, за нами шла, — зевнув, сказал мой товарищ, уминая себе место на стожке.

— Кто? — спросил я.

— Да росомаха! Кралась, говорю, следом. Провожала.

— Могла бы и напасть?

— Могла. А то вдруг вернешься и унесешь ее добычу! — засмеялся приятель.

Я не знал, шутит он или всерьез, но все же стало как-то не по себе.

«Бр-р…» — передернул я плечами и полез поскорее в душистое мягкое сено.

В один из своих охотничьих походов, пробродив целый день по тайге, я возвращался домой. Устал изрядно. Тяжелый пестерь [2] Пе́стерь — берестяной короб для ягод, грибов. и ружье натерли плечи. Пошел поохотиться на рябчиков и глухарей, да стрелял неудачно. Ни одного не подбил! Хорошо еще — брусники набрал. Всё не напрасно.

Медленно я брел по знакомой лесной тропинке. День стоял серенький, скучный. Моросил дождь. Настроение у меня было, прямо сказать, не из приятных.

Вдруг шагах в двадцати от меня послышался шум крыльев. Не успел я скинуть с плеча ружье, гляжу: взлетел из мелколесья крупный глухарь. Но что за чудо: тащит большую сухую ветку! Болтается она у него в лапах, не дает подняться высоко. Я глазам своим не верю. Впервые такое вижу!

Он много не пролетел. Хворостина за что-то зацепилась, и глухарь упал вместе с ней.

Сбросив пестерь с плеч, я подбежал к тому месту. Долго кружил в зарослях, а косач точно сквозь землю провалился. Нет нигде!

Я уже было надумал возвращаться и тут заметил глухаря. Он спрятался шагах в трех-четырех от меня за сухим валежником и зорко наблюдал за мной. Я бросился к нему. Глухарь попытался взлететь, но у него ничего не вышло. Я его перехватил. Взял в руки и тут только обнаружил, что на лапке — петля из конских волос. Вот, оказывается, в чем дело. Глухарь попался в силок, который был привязан к ветке…

Очень мне хотелось принести домой живую редкую птицу. Но я вдруг подумал: кто знает, сколько суток сидел он в плену, голодал, прятался от хищников! Приложил столько усилий и умения, чудом спасся от смерти, и вот — теперь в неволю! Жалко мне стало глухаря, почувствовал я к нему особое какое-то уважение.

Я освободил лапку от петли, погладил черную крупную голову птицы и подбросил ее вверх. Глухарь плавно спланировал в воздухе, потом расправил широкие крылья и медленно, с достоинством полетел от меня прочь.

— Долго жить тебе! — крикнул я ему на весь лес.

Как-то с приятелем ушли мы в тайгу на неделю. Обосновались в лесной избушке… Протопили ее, разложили припасы — устроились по-хозяйски. И каждое утро отправлялись побродить с ружьем. Только к ночи возвращались — измученные, усталые. Вокруг тишина, торжественно-молчаливо высятся деревья, будто тоже отдыхают после тяжелого дня.

Когда уже подходили к избушке, на сосне увидели сороку. Прокричав несколько раз хрипло, она улетела в глубь леса.

Затопив печь, поставили варить суп из рябчика. Товарищ принес из родника воды, позвал умыться. На вбитом в стенку гвозде висело у нас полотенце, под ним пристроили мыльницу.