Екатерина Горбунова - У Джульетты нет проблем [litres]

Но мама, конечно, хочет, чтобы сын закончил одиннадцатилетку. И потом сразу в универ пошел, потому что «голова у него светлая». Только это сколько лет потерять!

Потом мысли Максима перекинулись с собственного будущего на сегодняшних «гостей» в школе. И на разговор Насти и Юльки, свидетелем которого он оказался. Обе девочки были разочарованы родительским отношением к себе. Настя – тем, что мать решает все за нее. А вот Юлька ничего особого не сказала, но чувствуется, что гложет ее какая-то обида.

Может, это как-то связано с обмолвками, что родители постоянно ссорятся, а на нее внимания не обращают? Но разве такое может быть? Мама любит повторять Вике и Нике, как до этого, наверное, говорила и Маше, и сыну, что даже ежиха считает ежонка мягким и пушистым, а трусливая слабая курица превращается в яростного коршуна, когда грозит опасность ее цыплятам. У людей так же. В большинстве своем. Не считая тех особей, которые бросают своих детей.

Максим с сожалением закинул в рот последние крошки чипсов. Подумал, что надо с Юлькой поговорить. Если у нее плохое настроение из-за родителей, пусть не волнуется, они все равно ее любят и, если надо, всегда поддержат. На крайний случай у нее есть он. И он не предаст. Ну, просто потому, что…

Парень не знал, почему именно. Особой причины не имелось. Была уверенность, что Юлька – не случайный человек в его судьбе.

Максим помнил ее с садика. Маленькая, худенькая, с белыми косичками – мышиными хвостиками. Она, в отличие от других девчонок, никогда не говорила писклявым голосом, не приносила Барби, не заявляла каждому мальчику, что они играют в семью и он – ее муж. Юля играла во врача. Упоенно бинтовала бантами и накладывала гипс пластилином – однажды использовала для своих практических целей целую пачку. Не подлизывалась, когда ее наказывали. Стоически подцепляла пальцами полудохлых дождевых червей с дорожек, чтобы перенести их на клумбу. И могла самостоятельно замазать ссадину на коленке специальным «зеленочным» карандашом, выданным ей отцом. Крови Юлька не боялась совершенно.

Но в то же время она не была «своим парнем»: есть такие, которые, кажется, просто случайно родились девчонками. Юля позволяла за собой ухаживать. Следила за модой. Была аккуратной. И наверное, женственной. Уж, Максиму ли этого не знать с его семейными пропорциями два к одному в пользу девчонок, если и родителей считать.

И еще Юля – очень артистичная! Недаром ее любят устно спрашивать и на разные конкурсы со стихами посылать. Если пойдет к тем ребятам в театральную студию – не прогадает. Не то что Галкина, у которой на весь мозг три извилины, зато амбиций – целая куча.

Так, размышляя-вспоминая, Максим добрался до подъезда.

Роясь в своем рюкзаке в поисках ключа, наткнулся на игрушечного котика! Эх, ешки-матрешки, хотел же Юльке подарить, или отдать, или, на крайний случай, просто в портфель засунуть. И забыл! Все ждал подходящей минуты. И не дождался. Погладил пушистую шерстку, словно извиняясь, и решил, что постарается вручить завтра. Ну, или послезавтра. Но обязательно!

Ловлю себя на мысли: не стать ли актрисой? Взаправду. Меня раньше эта идея так не захватывала. Ну, по крайней мере, не больше, чем других девчонок. И то в самом малышовом детстве, когда смотришь любимую сказку и думаешь, что обязательно сыграешь роль главной героини. Короче, мечта из разряда: «Буду балериной», «Стану певицей», «Я – принцесса». Когда и сам толком не веришь, но других убеждаешь в обратном. Особенно если взрослые над тобой подсмеиваются, а сверстники завидуют. Теперь-то я понимаю, что в творческой профессии без Боженькиного поцелуя в темечко делать нечего. Так и бабуля говорит.

Юлькины родители опять ссорились. Сегодня у них в больнице был горячий день: сначала несколько машин столкнулись на трассе, потом в эту куча-мала въехал автобус с детьми, которых везли на какие-то соревнования, – даже в Сети об этом писали. Мама как раз дежурила. Буквально сбилась с ног. Наверное, не только она одна, но ее послушать, ей там пришлось играть не последнюю роль. Но вот папы рядом на приеме не оказалось. Хотя он – травматолог – почти бог в этом отдельном случае! Все это было высказано мамой обидно, обиженно и громко.

Папа сначала тихо урезонивал: дежурство не его, а Потапыча, людей в больнице хватало, и его не вызывали. А потом тоже начал орать, что вообще-то в это время он ходил на собеседование в клинику Лазаревского. Наверное, это имя что-то сказало маме, потому что она ненадолго замолчала. Но потом нашла какой-то новый повод для возмущения.