Иван Василенко - Артемка

- Дмитрий Дмитриевич, да неужто бросить все это добро?

И добился того, что командир велел занавес снять и постелить на арбе под ранеными. А картонную декорацию Артемка уже своей волей разрезал на куски и уложил в другой арбе.

Пока мы сидели в лесу, в Припекине побывали белые. Не найдя тут нас, они переночевали и ушли. Через два дня мы как ни в чем не бывало опять расположились в поселке.

Теперь уже спектакль готовился по всем правилам: повесили занавес, из кусков картона соорудили «комнату»; даже мебель появилась в виде трех кресел и дивана, пожертвованных нам командиром из своего кабинета.

Но вот беда: разбрелась часть исполнителей. Сережа Потоцкий ходил с костылем; Таня не отрывалась от раненых; кое-кто из поселковых ребят, испугавшись белых, убежал на соседние рудники. Артемка рыскал по поселку и уговаривал местных девушек вступить в драмкружок. Он взывал к их сознательности и обещал славу. Не меньшую энергию развивал и Ванюшка Брындин. А Труба даже наливал Сереже в миску двойные порции, лишь бы тот скорее поправлялся. Через короткое время спектакль был опять готов. На этот раз даже афиши расклеили по поселку. Правда, писал их Артемка на старых газетах; правда и то, что через час их уже содрали со стен на цигарки наши люди. Но все-таки афиши были.

А спектакль опять не состоялся. Как заворожил его кто!

Вот как получилось.

Вернувшись в Припекино, я опять принялся за свое дело. Ходил я теперь не в Щербиновку, которая оставалась ничьей, а в Крепточевку, маленький городишко, занятый каким-то сводным отрядом из казаков и десятка то ли дроздовцев, то ли алексеевцев - короче, белых офицеров. Стояла она на пути Красной Армии и была у нас как бельмо на глазу. Нам до зарезу надо было знать не только количество штыков, сосредоточенных там, но и планы врага. А что я мог знать об этих планах! «Языка» нам достать не удавалось, а тех сведений, что я добывал, было недостаточно. Докладывая командиру, я видел, как темнело его лицо, и беспомощно умолкал.

- Ну хорошо, - сказал однажды командир, сдерживаясь, чтоб не повысить голоса, - ты насчитал четыре «кольта». Так этих пулеметов они и не маскируют. А где укрытые? Ты знаешь, сколько беды принес нам с колокольни «максим», пока не захватил его Дукачев?

- Знаю, - отвечал я угрюмо. - А что ж я мог сделать?

Тут в разговор вмешался Дукачев:

- Ничего он больше и не узнает, если будет только ходить да присматриваться. Надо своих людей иметь там, прямо у них в середке.

- В этом все и дело, - согласился командир.

Вечером я сидел на сцене в пыльном кресле с золочеными ножками и жаловался Артемке на свою неудачливость. Артемка сидел напротив, тоже в кресле. Чуть в стороне, на диване, подогнув ноги к самому подбородку, лежал Труба и мирно сопел. С трех сторон нас окружала декорация, изображавшая комнату с цветными обоями, занавес был опущен, на ящике потрескивал фитилек в блюдце с постным маслом. Честное слово, здесь было так же уютно, как и в настоящей комнате. Но я был удручен разговором с командиром и ничего не замечал.

- Надо что-то придумать, надо что-то придумать, - повторял я. - Нарядиться кадетом разве?

- Нет, у тебя это не выйдет.

- Не выйдет, - уныло сказал я. - А без этого как к ним проникнешь? Они даже в свой театр без записки не пропускают.

- А у них разве есть театр?

- А как же! Есть. Только актеры неспособные, ничего не получается.

- Постой, постой! - заволновался Артемка. - Ну-ка, расскажи: какой театр? Какие актеры?

- Да солдаты.

И я рассказал, что знал. Сидел я в скверике на скамейке, а по дорожке мимо меня ходил парень с лычками на погонах. Он заглядывал в тетрадочку и все твердил: «О, ваше превосходительство, доблестный полководец, спаситель родины, пошлите меня на ратный подвиг против красных башибузуков». Твердил, твердил, потом сел рядом со мной, вздохнул и даже глаза прикрыл. «Что с вами?» спросил я. Он глянул на меня раз, другой - и рассказал. «Завелся, - говорит, у нас при штабе поручик по фамилии Потяжкин. Чудной такой: вроде поэта, только страшный ругатель. Написал он пьесу, построил в казарме сцену с занавесом и назвал ту казарму «Комедия». Ему удовольствие, а солдатам, которых он в актеры определил, мука. Он их и стихами и крепким словом, а толку нету». Рассказал, потом вскочил и опять принялся за свое: «О, ваше превосходительство, доблестный полководец, спаситель родины…»

- Костя! - схватил Артемка меня за руку. - Да чего ж ты молчал!.. Пойдем к командиру. Мы ж такое сотворим!..