Ксения Иванчикова ( Эр) - Большой Бу

– А ты?

Я кивнул в ее сторону.

Она закатила глаза.

– У меня с собою есть немного утреннего сэндвича, и я не готова к математике.

Я улыбнулся, потому что уже знал, что за этим последует.

Хорошо, что мама не видит.

Мы почти вышли из школьных ворот, как я услышал крик своего одноклассника.

– Джон решил сегодня прогулять? Мисс Перри ужасно злая сегодня.

– Значит ей незачем видеть меня и злиться еще сильнее, – бросил я ему вслед и мы с Каролиной выбежали со двора.

– И куда мы идем? – спросила она, едва мы оказались на пыльной улице, откуда виднелся только уголок школьного здания.

– В смысле, куда? Прогуляемся до Элизабет Гарден, там хотя бы не шумно.

– Сад из статуй? В чем подвох?

Она пожала плечами.

– Не знаю, вчера ты ушел с последнего урока, весь день сидел тихий. И в предыдущий день тоже. Мне всё равно на математику, просто хочу знать, что случилось.

Послушай! (исключительно под Robert Palmer-Honeymoon)

Мне нравится её имя, её волнение. Нравится, как она улыбается и задает странные вопросы. Я жалею только о том, что люди пока не научились обмениваться мыслями. Вот, к примеру, я не музыкант, и никогда не пытался им быть. Но когда я вижу Коралину, что-то звучит внутри меня, и я не могу высказать это. Если бы Большой Бу смог ощутить мои мысли, он бы точно сделал из них мелодию. И пусть это один из самых невозможных законов телепортации.

Надо было не медлить и отвечать на её вопрос. Согласно книжкам по психологии, если собеседник не даёт тебе хоть какого-либо ответа на заданный вопрос в течение двух минут, это заставляет говорящего в 80 % случаев почувствовать нежелание продолжать беседу. А я хотел продолжить, но не хотел рассказывать про Большого Бу, поэтому немного помялся и с деланной грустью сказал.

– Моя мама. Понимаешь, мне кажется, у нее другой мужчина.

Лина удивлённо посмотрела на меня и по-взрослому добавила.

– А как же твой папа? Разве она его больше не любит?

Я и сам не знал, что ответить на этот вопрос. Я не видел своего отца так давно, что стал забывать, как это, любить его.

Поэтому отвернулся.

– А с чего ты взял? Ну, про другого мужчину, может тебе показалось?

Я быстро рассказал ей про утреннюю программу маминых нестандартных действий, радуясь, что мы так удачно перевели тему. Описал в деталях красную помаду на маминых губах и потом пожал плечами, намекая, что это, в общем-то, всё, что я хотел сказать.

Каролина посмотрела на меня, всё выслушав, и ответила.

– Ну не знаю, стоит ли это считать чем-то плохим. Ведь если у тебя появится папа, это будет здорово. Вы сможете кататься на велосипедах, собирать и разбирать всякие сложные вещи.

О каких вещах она говорит? Ведь самые сложные вещи, это принять кого-то за своего папу, в то время как он им не является. Я вздохнул.

– Я не знаю, просто мой папа скорее всего был славным парнем, ведь они слушали с мамой здоровскую музыку, и вообще так романтично познакомились. Разве это напрасно?

Каролина накрутила на палец прядь волос и задумчиво посмотрела на меня.

– Если хочешь, давай зайдём ко мне, возьмём Рика и погуляем с ним, заодно узнаешь, где я теперь живу, если тебе интересно.

Рик это пёс Каролины, рыжий спаниэль, я помню его ещё щенком. В сопровождение его и мамы Лина всегда появлялась в младшей школе. Сейчас он подрос, и теперь не провожает её по утрам.

Я мельком взглянул на часы. Стрелка двигалась к двенадцати часам, и я быстро смекнул, что теоретически я должен был скоро пойти домой, поэтому я предложил Лин просто посидеть немного среди молчаливых львов и сфинксов и разойтись по домам. Она согласилась, а я снова задумался, но теперь уже над другим вопросом: стоит ли говорить ей о Большом Бу, вдруг она кому-то расскажет об этом, и это уже не будет моей тайной, более того, это уже не будет НАШЕЙ тайной, а у нас с ней их и так мало. Почти нет. Вдруг она раскроет нашу первую тайну. Но если я не расскажу, то никогда не узнаю, сохранит ли она её в секрете.

А если и так не узнаю?

– а может вообще не поверит?

– почему все свои секреты я могу рассказать только девчонке?

– возможно я самый гейский гей?

Подожду ещё.

– Как всё-таки здорово не ходить в школу, – радостно сказала Лин.

Я кивнул ей.

Если поделить количество людей на всем земном шаре, то есть семь с половиной миллиардов, на два, то получается, что в мире должно быть как минимум три миллиарда семьсот пятьдесят миллионов пар, и никто не должен быть одиноким, но почему же тогда есть одинокие люди?