Юлия Кузнецова - Подружки

— Знаешь, Малинин, ты на меня лучше на уроках не смотри!

После школы по дороге домой Люба спросила меня:

— А что у тебя на обед сегодня?

— Борщ мама сварила, — вспомнила я.

— Тогда идём к тебе! — решительно сказала Люба.

Решительности она не утратила ни когда топала со мною рядом, ни когда разыскивала борщ в холодильнике, ни когда разогревала его и уплетала за обе щеки. А я не могла заставить себя съесть ни ложки.

— Тебе опять подумать надо? — с сочувствием спросила Люба. — Без этого никак?

— Никак, — вздохнула я.

Но как тут было не задуматься? Две недели люди худели — и, выходит, зря? Обидно как-то, я уже в джинсы начала влезать, которые в прошлом году носила. Если бы есть так сильно не хотелось, вообще красота была бы.

Мои сомнения разрешила мама. Когда она вернулась с работы, Люба уже доедала борщ, выскребая его из кастрюли ложкой.

— Хорошо, что вы борщ доели! — обрадовалась мама. — А то я решила на диету сесть и похудеть немного.

— Мама! — воскликнула я. — Диета — это ужасно. Даже не пробуй. На обед суп из воды, на ужин сено.

Мама засмеялась и сказала, что мы, наверное, сидели на какой-то неправильной диете. В доказательство она открыла книжку про здоровое питание, которую купила по дороге домой, и показала статью, где написано, что можно есть и фрукты, и овощи, и мясо, и даже хлеб — и при этом не толстеть. Главное, есть всё это в разумных пределах. А для того, чтобы эти пределы определить, в книге была таблица калорий.

Люба посмотрела в таблицу, сыто икнула, сказала, что с борщом свой план по калориям выполнила на неделю вперёд и отправилась мыть кастрюлю. А мама стала готовить низкокалорийный салат.

— Только стимул нужен, — задумалась мама и вдруг воскликнула: — Знаю! Я буду ради папы худеть.

— Не надо, — сказали мы с Любой.

А я пояснила:

— Мы тоже из-за мальчишек худели. А Малинин таким жадным оказался. Папа тебя и так любит. Зачем ради него худеть?

— Правильно! — подхватила Люба. — Давайте худеть для себя! Я ещё одну диету нашла. Шоколадную. Говорят, на ней многие наши звёзды похудели. Там только шоколад надо есть. И кофе пить без сахара.

— Для себя самой можно и на шоколадной диете посидеть, — согласилась я.

Но мама сказала, что мы просто попробуем рационально питаться. А на шоколадной диете обязательно посидим. Пару часиков. В каком-нибудь кафе. Как только принесём домой по три пятёрки каждая.

Пришли мы с Олеськой на школьную дискотеку в честь Восьмого марта. Рано пришли. Музыка, конечно, играет. Бодро поёт Рианна, но для кого? Никто же не танцует, все стесняются. И мы сели на стулья — стесняться. Стеснялись, стеснялись, а потом вижу: в класс Ромка заходит.

— Пошли, — говорю, — Олесь? Надо же кому-то начинать.

— Да ну, — морщится, — не люблю я Рианну. Да и танцевать не очень люблю.

А Ромка прямиком ко мне идёт. Подходит и говорит:

— Чего, Свет, не танцуешь? Пошли? Надо же начинать кому-то.

Я обрадовалась, со стула вскочила и вдруг чувствую, что колготками за стул зацепилась. У меня внутри всё замерло, я ногой — дрыг! И чувствую — трых! Порвались колготки. Прямо под коленкой — на самом видном месте. Я на стул обратно — плюх!

— Ты чего? — удивился Ромка. — К стулу прилипла?

— А-а, — замялась я, — передумала я. Рианну не люблю. Ты иди пока, а я следующей песни подожду.

Олеська на меня покосилась, а я ей незаметно, глазами, на ногу показываю и губами одними шепчу: — Дырка! — Олеська сразу всё поняла. Девчонка же! Да ещё и лучшая подружка.

А Ромка, конечно, не понял. Так и стоит, на меня смотрит.

— Ну, иди, — говорю, — Ром, иди, танцуй!

А он на пацанов оглядывается. Тут до меня дошло: они же засмеют его. Пошёл девчонку приглашать, а вернулся один, как лопух какой-то. И тут моя Олеська встала, руку Ромке протянула и говорит:

— Давай я вместо Светы с тобой станцую! Я Рианну просто обожаю.

Вот умница, выручила меня! Хорошо, что на друга положиться можно. Отошли они. Я осмотрела дырку на колготках. Ничего так, не очень большая, но и не маленькая.

Народ стал потихоньку подтягиваться. Рома с Олесей танцуют, но вдруг моя подружка кивнула ему и отбежала к нашей классной. Та что-то ей дала. Олеська — ко мне. Подбегает, суёт тюбик.

— Держи, — шепчет, — это клей! Дырку заклеить.

Я её чуть не расцеловала. Но она дальше побежала — с Ромкой меня выручать. Я поскорее дырку клеем замазала, крышечкой завинтила тюбик и стала ждать, когда Олеська вернётся.