«Ну и что? - улыбнулся он, нисколько не обижаясь. - Ну и пусть догадались, и пусть считают маленьким! Сами небось рады были бы стать жеребятами, раз столько в этом счастья!»
Толик прижался к отцовской руке.
- Помнишь, папа? - спросил он, и отец, посмотрев на него сверху, приветливо кивнул.
Они поняли друг друга! Они поняли друг друга потому, что сбылось то, о чем говорили тогда, в зимнюю стужу, потому что шли теперь по росистой траве, и ноги их утопали в блестящих искрах, потому что дышалось им легко и свободно, и свежий воздух врывался в них, как хрустальная ключевая вода. Им шлось ходко, вольно, им жилось прекрасно в этот миг и не хотелось думать, просто не думалось, что, кроме этой жизни, простой и ясной, есть еще какая-то там другая жизнь - запутанная, непонятная и горькая.
Толик прижался к отцу покрепче, они шагали в ногу, и все было прекрасно вокруг, если бы Толик не разглядел Темкиного лица.
Увидев, как отец кивнул Толику и как Толик прижался к руке отца, он вдруг отвернулся.
Толику сделалось стыдно. Вот уже два раза подряд - вчера на пристани и сейчас - он забывал про Темку, думая лишь о себе. Получалось, он делал это нарочно, чтобы напомнить Темке, какой отец у него. Получалось, он намекал Темке: мол, что ни говори, а мой отец - мой, и ничей больше.
Отец тоже почувствовал Темкино настроение. Чтобы стать равным для обоих, он обхватил мальчишек за плечи и спросил, обращаясь к Темке, хотя говорил двоим:
- Ну-ка скажите, что вы слышите?
Толик прислушался. Было тихо-тихо, даже река внизу не плескалась.
- Птица поет, - ответил Темка.
- Правильно, - сказал отец, - пеночка.
Толик услышал далекое цвирканье и разозлился на себя: глухая тетеря!
- Стучит кто-то, - сказал Темка, начиная улыбаться. - Дятел?
- Точно! - кивнул отец.
И только теперь Толик услышал дальний сухой стук. Он напрягся, не желая уступать Темке, вслушался в звенящую тишину и вдруг услышал жужжание.
- Шмели, - сказал он растерянно.
И Темка с отцом снова повернулись к нему. Снова смотрели они на Толика, как на малыша, хваля его и радуясь его счастью.
- Шмели, - подтвердил отец.
- Шмели, - как эхо отозвался Темка.
Река освобождалась от тумана, словно в половодье ото льда. Они спустились к воде, срезали ивовые удилища, торопясь, насадили наживку.
Нет, определенно счастье улыбалось сегодня Толику! Он первым вытащил рыбку, и не беда, что попалась совсем малюсенькая, чуть больше спички, - ведь главное положить начало, главное первому увидеть затонувший поплавок, вздрогнуть от счастья и испуга, дернуть, торопясь, удилище и закричать на всю реку, так, что отзовется эхо:
- Пойма-а-ал!
Может быть, у рыб есть такое правило: маленькие клюют у маленьких рыбаков, те, что побольше - у тех, кто побольше, а самые большие тянутся к крючку взрослого рыбака, к серьезному человеку? Наверное, есть такое правило, потому что отец вытаскивал редко, но больших окуньков - с его ладонь, Темка почаще - ему попадались толстые пескари и сорожки. Толик же таскал каждую минуту мелкую и доверчивую щеклею. Так что наловили они порядочно. И когда поспела на костре уха, ели ее с писком за ушами. Еще бы, ведь нет ничего приятней, чем есть пищу, не только самим тобой приготовленную, но и добытую!
Но это было все-таки половиной дела. Они же сюда не только за ухой приехали. Главное - охота. Не простая, с фотоаппаратом.
Конечно, для настоящей фотоохоты нужен специальный аппарат, с длинным, почти в метр, объективом, чтобы издалека снимать всяких зверей. Ясно, с обыкновенной «Сменой» труднее будет подкрасться к осторожным птицам или лесным зверькам, но что ж - так еще интереснее!
За рыбацкую удачу первым поохотиться досталось Толику, и, пообедав, он отправился в лес.
Как удивительно в летнем лесу! На березовых листьях, словно капельки крови, - божьи коровки. Растопырит коровка крылья, задребезжит ими и сорвется в небо. Толик проводил жучка глазами, потерял из виду, перешагнул через муравьиный тракт. Присел улыбаясь. Бегут, бегут муравьишки, работают с утра до ночи, тащат травинки, соломинки, тащат дохлых жучков, торопятся, ничего на свете не замечают. И не ссорятся никогда. Ни разу в жизни не видел Толик, чтоб муравьи между собой не поладили, поссорились бы, подрались. Мирный народ муравьи!
Толик шагал по прозрачному, освещенному солнцем лесу, прислушивался к таинственным летучим шорохам, всматривался в ветви, отыскивая птиц, и вдруг благодарно подумал о Темке.
Все-таки раньше он не понимал ясно Темкиной любви к дельфинам, которых тот никогда и в глаза не видел, к кашалотам, хотя забавно, что кашалот протаранил судно. Темка говорил - ему кит понравился за прямой характер, за отчаянность, но дело было, конечно, не в этом.
Читать дальше