Владимир Алеников - Приключения Петрова и Васечкина, обыкновенные и невероятные

— Ничего. Ладно, давай следующую, — сдался Петров.

— Пока все, — сказал Васечкин, закрывая тетрадь. — Следующей пока нет. Я еще не придумал.

— Как это так? — озаботился Петров.

— А очень просто. Что я, папа Карло, что ли, сразу всю книгу писать! Хватит того, что я целых две главы написал. Ты вон пока еще ни одной не придумал.

— Ну хорошо, — хмуро произнеc Петров. — Ладно, давай читай!

— Чего читать? — удивился Васечкин.

— Как чего? — в свою очередь удивился Петров. — Главы читай. Петров и Васечкин на Диком Западе.

Васечкин прищурился и внимательно уставился на Петрова. Петров заерзал.

— Сколько лет я тебя знаю, Петров, — заявил Васечкин, выдержав внушительную паузу, — столько же не перестаю удивляться. Ты вообще что-нибудь соображаешь?

— Соображаю, — занервничал Петров, — а чего такого-то?

— А то! Чего я тебе читать-то буду? Я что, по-твоему, компьютер по изготовлению книжек? Сам знаешь, сколько я за сочинения получал! Это все еще написать надо! Я и так вон какую работу проделал!

И Васечкин потряс в воздухе драгоценной тетрадью.

— А-а, — сказал Петров. — Теперь понятно. А кто же писать-то будет? Я тоже не могу. У меня по русскому одни тройки.

— Тебя никто и не просит, — сказал Васечкин. — Есть тут у меня одна мыслишка. Помнишь, к нам в лагерь режиссер приезжал «Ералаш» снимать. Владимир Алеников. Всякие еще истории рассказывал смешные.

— Ну и что? — удивился Петров. — При чем тут режиссер Алеников? Он же не писатель. Нам писатель нужен.

— В том-то и дело, что он все свои «Ералаши» сам сочиняет. И другие истории тоже. Я справки навел. Я считаю, самый подходящий для нас человек!

— А где ж мы его возьмем? — озабоченно произнес Петров. — Он же больше не приедет.

— В том-то и дело, что приедет! — торжествующе объявил Васечкин. — Сегодня после обеда. Мне Бобкина сказала. Сам понимаешь, Бобкина все знает.

— Бобкина знает, — подтвердил Петров.

— Так что наше дело теперь с ним поговорить, с Алениковым. По-мужски, понимаешь! Сделать ему такое предложение, от которого он не сможет отказаться!

— Почему ты думаешь, что он не сможет отказаться? — усомнился Петров.

— Положись на меня! — усмехнулся Васечкин. — Все будет хоккей! Ладно, Петров, я пошел, а ты давай, тритонов лови! На обеде увидимся!

И он ушел. Петров проводил его долгим взглядом и уныло вернулся к своему занятию. Даже самому себе ему не хотелось признаваться в том, что шансы на появление тритонов в прудике практически были равны нулю.

Так он и провел там все время до обеда. Чем тогда занимался Васечкин, установить уже не представляется возможным, да это, впрочем, и не так важно. Важно, что после обеда в лагере появился я.

Я собирался снимать сюжет для киножурнала «Ералаш». Речь в нем шла о мальчишке, который категорически отказывался помогать дома по хозяйству, а на все просьбы бедной бабушки отвечал: «Пушкин посуду помоет! Пушкин уберет!» А затем, обнаглев, перешел и на других классиков — «Лев Толстой пропылесосит!» или «Гоголь посуду помоет!» Короче говоря, в один прекрасный день все классики неожиданно ожили и на само деле принялись пылесосить, мыть посуду, чистить картошку и так далее. Вернувшийся после игры в хоккей нагловатый подросток при виде живых классиков, выполнявших за него всю домашнюю работу, совершенно обалдевал и застывал, пристыженный, с открытым ртом.

Вот такая «ералашная» история. Мне нужно было найти для нее главного исполнителя — озорного сообразительного мальчишку лет десяти. Лагерные вожатые отобрали мне человек двадцать, и я сказал им примерно следующее:

— Вот что, ребята, я вам сейчас дам одно задание на всех. Вы сейчас будете не Петя, не Коля, не Вася. А вы все будете ХУЛИГАНЫ! Выходите по одному на эту полянку, а мы с моей ассистенткой Олей посмотрим на вас и решим, кто нам подойдет для съемок.

После этих слов мы с Олей отошли в сторонку, и я тут же понял, что поступил крайне опрометчиво, дав такое, мягко говоря, необычное задание. Ребята немедленно начали толкаться, плеваться, кривляться, короче, зрелище было отвратительное. Мы с Олей в ужасе переглянулись. И в этот момент я заметил Васечкина. То есть я тогда, конечно, не знал, что это Васечкин. Я просто обратил внимание, что этот аккуратный мальчик с отложным воротничком и глазками-пуговками ведет себя не так, как остальные. Он не шумел, не скакал, не кривлялся, а тихо стоял в сторонке, несколько скептически, я бы даже сказал печально, разглядывая своих товарищей, которые с воодушевлением выясняли, кто главный, а кто не главный, кто кому даст, а кто не даст.