Александр Белоусов - Они не уйдут

— Эй! Кто там лазит? — донесся из паровозной будки густой бас.

Это я, дядя Костя, — громко отозвался Коля. — Лампы вот сменю в фарах.

— A-а, Коля… — Голос машиниста сразу потеплел. — Опять мастер тебя в ночь послал? Ты иди в будку, погрейся. Успеешь еще. Паровозов сегодня не лишка…

— Сейчас, только кончу, — отозвался мальчик.

Он установил лампы в фарах, закрыл стеклянные глухие створки и, почувствовав, что пальцы на ветру совсем зашлись, торопливо полез в будку к машинисту. Здесь горела неяркая лампа-мигалка в стеклянном колпаке. Окна и двери завешены брезентом, от котла несло теплом.

Машинист, грузный, седеющий, сидел на своем месте у правого окна паровоза, опустив широченные корявые ладони к коленям, и задумчиво смотрел на затухающий в приоткрытой топке огонь. Перед дядей Костей Ежовым Коля немного робел, хотя механик всегда относился к нему ласково. Машинисты вообще казались деповским парнишкам людьми особого, высшего сорта. Они и жалованье получали втрое больше, чем рабочие в депо, и кричать на них мастера не смели. А машинист Ежов — лучший из лучших. Ездит в дальние рейсы. И говорят, что он знает все уральские дороги.

Помощник машиниста Мишка Костромин, вертлявый парень лет восемнадцати, копался, посвистывая, в инструментальном ящике.

— Ты что это, фары вздумал зажигать? — сказал он, увидев Колю. — Сейчас, брат, лучше без огня ездить. Какой-нибудь заблудший беляк пальнет — и ваших нет.

— Разве стреляли в кого? — спросил Коля, усаживаясь к горячей стенке котла.

— Хм… Стреляли, — протянул Мишка и презрительно сплюнул. — Вон смотри!

Он показал Коле несколько рваных дырок в стальной стенке тендерного бака. Дырки были забиты деревянными колышками, из них каплями сочилась вода. В неярком свете топки Коля разглядел, что лицо у Мишки серое, усталое, под глазами легли черные тени.

— Домой что не идете? — спросил Коля. — Я позову дежурного кочегара.

— Не велели уходить, — неохотно пояснил Мишка. — Те, со станции. Мы ведь до места не доехали, с полдороги воротились. На беляков напоролись. Однако и не зря съездили…

Мишка криво и зло усмехнулся. Если верить его рассказу — было так. Их посылали до Пашии. Туда отступил от Кусье-Александровского завода революционный Мусульманский полк, и его надо было вывезти в Чусовую. Но поездка с самого начала оказалась неудачной. На подъеме за станцией не смогли пробиться через снежные заносы и стояли до тех пор, пока не пришли рабочие и не разгребли путь. А перед Пашней, у разъезда Багул, порвался на две части поезд. Пришлось хвост оставить на перегоне. Когда прибыли с головными вагонами в Багул, там было пусто, только ветер гулял по путям.

Михаил побежал на вокзал. В дежурке застал начальника разъезда, перепуганного и бледного. Он торопливо собирал в кожаную сумку пачки поездных квитанций, листы графиков и не отвечал на звонки телеграфа.

— Это… белые звонят. Они в Пашии. Скорей! Надо уехать.

Начальник был уверен, что за ним специально прислали паровоз.

— Хвост мы на перегоне оставили, ясно? — кричал ему Мишка. — Не проехать теперь туда, ясно?

Но начальник, не слушая его, побежал к паровозу, полез в будку, пачкая форменную шинель о поручни.

— Быстрей, механик! Торопиться надо.

— Заладил, как дятел! — досадливо отмахнулся дядя Костя и, сплюнув за окно на ветер, взялся за регулятор. Он и сам знал, что пора уносить отсюда ноги. Но прежде надо было с перегона вагоны как-то убрать…

Пока они ездили за вагонами, на станции разгорелся бой. По полотну, отстреливаясь, отступили от Пашии бойцы Мусульманского полка. Наступала ночь, и они, замерзшие, усталые, хотели задержаться здесь любой ценой. Уходить дальше в ночь и пургу было равносильно гибели. Белые лыжники подходили и подходили из снежной полутьмы. У станции завязалась частая перестрелка. В этот критический момент и возвращался к Багулу паровоз дяди Кости. Услышав шум поезда, увидев багровые отсветы пламени из топки, белые испугались. Поезд шел со стороны Чусовой — кто знает, может быть, это красный бронепоезд. Колчаковцы побежали от разъезда в сторону, в поле. А уставшие бойцы Мусульманского полка быстро грузились в вагоны. Через десять минут дядя Костя дал задний ход…

— Больше ста мужиков из огня увезли, — закончил свой рассказ Мишка. — Не мы бы — куда им деться? Сгибли бы. Ну а беляки нам вдогонку, аж свистело. Мы за котел встали…

Дядя Костя не вступал в разговор. Он сидел тихо, то ли подремывал, то ли думал о наступивших невеселых днях. Коля знал, что с рабочей ротой красных уходит из Чусовой его единственный сын, комсомолец. Дядя Костя помогал красным как только мог. Он в последнее время совсем не уходил с паровоза, спал урывками, на стоянках, бросив под голову старый кондукторский тулуп. Уже ясно было, что красным Чусовую тоже не удержать, и дядя Костя не знал, как ему поступить: оставаться ли в депо, работать и при белых, или же бросить опустевший дом и уходить.