Валентин Берестов: Меч в золотых ножнах

- Как вы думаете, все ли существенное из того, что мы могли у вас спросить, мы спросили?

«Да», - ответил космонавт.

- А все ли существенное из того, что вы могли нам рассказать, вы рассказали?

«Нет! Нет!» - решительно ответил космонавт. И тогда ему задали два лишних вопроса.

- Как вы считаете, можем ли мы на основании тех данных, какими располагает земная наука, все-таки задать вам эти вопросы?

«Нет», - ответил космонавт.

- Значит, вы видели на Марсе нечто такое, чего и вообразить невозможно?

«Да», - ответил космонавт.

Из жести делались модели ракет. Я вспомнил, что видел жестяную ракету в музее Циолковского. Федя сразу заинтересовался:

- Форма? Размеры? Можете нарисовать?

Но я же не знал, что встречу космонавтов. Дрожащими руками я как бы лепил в воздухе невидимую ракету. Когда Федя убедился, что дальше мучить меня бесполезно, он попросил рассказать что-нибудь о Циолковском. Что я мог рассказать? Ведь я был совсем маленьким, когда умер Циолковский. Помню, как до войны в каждую годовщину его смерти мы всем городом ходили в бывший Загородный сад, ныне Парк Циолковского, как приезжали гости из Москвы в черных блестящих автомобилях, от которых мы, мальчишки, не могли глаз отвести, как однажды над Загородным садом летал дирижабль, как произносились речи и упоминались гордые маршруты: «Москва - Луна, Калуга - Марс…»

А моя учительница Ольга Васильевна, будучи гимназисткой, как-то сдавала Циолковскому экзамен по физике. Когда Циолковский приставил к уху свою слуховую трубку - большую жестяную воронку, которую я тоже видел в музее. - Ольга Васильевна расплакалась и не могла сказать ни слова. «Успокойтесь, сударыня, - попросил Константин Эдуардович. - Уверен, что вы превосходнейшим образом знаете предмет». И убедил комиссию поставить ей пятерку.

Мелкий случай, мне даже неловко было рассказывать. Но Федя, как видно, усмотрел в нем что-то важное. Он птичьими шагами ходил по кухне, потирая руки от удовольствия. А потом вдруг сказал:

- Знаете, я думаю, воля нужна таким людям только в одном случае - когда приходится по какой-то причине прервать работу.

Я понял это как намек и начал прощаться.

- Минутку, - сказал Федя и постучался в дверь ванной. Там была фотолаборатория. В ней работал Витя. Он вышел и протянул Феде портрет какой-то девушки, но, заметив меня, покраснел и потянул было портрет обратно. Поздно. С портрета глядели серые блестящие глаза Лили Мезенцевой. Я первый нарушил молчание.

- Что это у нее в руках? - спросил я. - Муфта?

- Какая муфта? - удивился Витя. - Собака!

- Надо сделать собаку по-человечески. - распорядился Федя. Витя взял портрет и что-то записал на обороте карандашиком.

- Ладно, - сказал он. - Я отретуширую.

Он показал Феде маленькую карточку. И я успел разглядеть на обороте надпись, сделанную Лилиным почерком: «Пусть эта фотография заменит вам меня живую». Федя побледнел. Витя пришел ему на выручку:

- Мы ее вовлекаем в кружок, а она не верит. Думает, кто-то в нее влюблен. Чудачка! Неужели ее не интересуют новые направления в науке?

- А зачем портрет?

- Надо продолжать игру. Иначе спугнем.

Федя с благодарностью посмотрел на товарища.

- В общем молодец! Нехудо получилось. Собака - деталь. Главное - глаза.

«Тут что-то не так», - думал я, сидя на палубе речного трамвайчика. И на секунду ощутил боль и неловкость в груди, которые у меня связаны с влюбленностью. И стыд. Словно я, думая об этом, вроде бы сплетничаю. И я стал смотреть на Неву.

У меня так получается, что я либо сразу осваиваюсь с людьми, либо уж навсегда остаюсь в их присутствии застенчивым. Я знал, что с Лилей или, скажем, с Федей я всегда буду на «вы». Втайне я всегда буду считать их дружбу ко мне каким-то не вполне объяснимым подарком судьбы.

Другое дело - Витя. У меня такое чувство, будто я знал его с детства. И совсем не нужно каждый раз беспокоиться, нравлюсь я ему или нет. Мы с радостью открывали друг друга.

Мы с Лилей придумали игру: выбирали, какие десять романов взять с собой в космический полет. И никак не могли прийти к соглашению. Я рассказал об этом Вите.

- Что взять? Да хоть всю библиотеку имени Салтыкова-Щедрина. Мы возьмем микрофильмы. Знаешь, сколько их влезет в чемоданчик для коньков? А вот чего бы не забыть в спешке: музыку! Вообрази: летит ракета. В одном иллюминаторе черная ночь, звезды, в другом - яркое солнце. Кто стоит, вернее - сидит, на вахте, кто снимает показания приборов, кто спит, кто читает. И все время слышна тихая музыка. В ней - вся Земля!