Юрий Третьяков - Жук и геометрия

— Напряжение слабовато… Впрочем — устраним…

Он поставил ящик на стол, вынул из кармана маленькие плоскогубцы и отвертку, которые всегда таскал с собой, и мигом извлек из ящика все внутренности.

Прокофьевна, стоя рядом, смотрела на его руки с уважением и страхом: наверное, она переживала почти то же, что один раз пережил сам Утенок, когда ему в поликлинике прививали оспу.

Утенок действовал отверткой и плоскогубцами: откусывал какую-то проволоку, что-то подвинчивал, что-то сгибал, а бабушка умилялась шепотом, чтоб не помешать:

— Вот они какие детки-то пошли! Ах ты, господи! И мои-то сыночки тоже все такие… Тимочка, а ты, голубчик, не сломаешь так-то?.. Уж больно ты проворно…

— Ничего, ничего… — бормотал Утенок, — значит, так… Катушка в порядке… Положительный полюс… вот он… Так… присоединим… Н-да… Ага, вон что… так…

Хитрый кот Яшка сидел на комоде и делал вид, что Утенка он совсем не знает. А тот думал: «Хорошо бы изобрести такую невидимую руку да ухватить этого Яшку за хвост — отучился бы чужих вьюнов есть!..»

— Готово! — объявил он наконец и воткнул вилку в штепсель.

Радио заиграло — и как! Похоже было, что играли сразу три голоса: один был низкий, хриплый, от которого задребезжали оконные стекла, другой только шипел что-то, а третий пел сам по себе и был тоненький, пронзительный и нестерпимый, как зубная боль.

— Ну, вот… — проговорил мастер после некоторого молчания. — Видите… как громко… можно б еще громче…

— Тимочка, — сказала Прокофьевна, — Тимочка, а потише нельзя как-нибудь?

Утенок взялся за регулятор. Но, видно, голоса так обрадовались, вырвавшись на свободу, что подчиняться больше не хотели.

— Цепь нарушена… — объяснил Утенок бабушке, со страхом вслушивающейся в эти новые звуки. — И микрометрический винт ерундит… Пусть пока так побудет, а потом… чего-нибудь придумаем…

Он вернулся домой, таща большую дыню, которую бабушка дала ему за труды.

— Ну как, наладил? — спросила его мама. — Громко говорит?

— Ага, — сказал Утенок, отыскивая нож, — наладил… очень даже громко…

Некоторое время он размышлял о странном характере бабушкиного радио и рассудил: никто не виноват. Прокофьевна хотела, чтоб было громко, — стало громко, громче некуда. А три голоса — это даже лучше: не у всякого есть такое интересное радио.

Но Прокофьевна в технике ничего не понимала. Она не сумела оценить такой огромной выгоды.

На другой день утром она пришла опять. Утенок, который только завтракал, увидев ее в дверях, поперхнулся куском хлеба с маслом и закашлял.

— Тимо́чка, — сказала Прокофьевна слабым голосом, — ты бы еще радио-то посмотрел. Измучилась я… голову раскололо… А Яшка, мошенник, так дома и не ночевал. Уж сделай, как было. Бог с ним, и с громом-то…

— Сходи, Тима, как же… Надо как следует сделать. Ты что же это, а? — сказала мама.

— Конечно… я сделаю… — бормотал Утенок, пытаясь запить молоком застрявший в горле кусок. — Почему не сделать… Там катушка… Я сейчас…

Он вылез из-за стола и поплелся следом за Прокофьевной.

На этот раз Утенок провозился над ее репродуктором много дольше, чем вчера, а когда кончил, на столе остались проволочки, куски изолятора и мелкие железки.

— А энти-то?… — подозрительно указала на них бабушка. — Энти-то куда?

— Никуда… — смутился мастер, шмыгнув носом. — Ненужное… Сейчас заговорит нормально.

Но радио не заговорило совсем. И бабушка молчала. Утенок сказал, весь красный:

— Катушка перегорела… И напряжение… Не дает эффекта… Надо бы выдержку…

Тут он вспомнил, что «выдержка» бывает в фотографии, и умолк…

— Знаете что, — вдруг нашелся Утенок. — Я, бабушка, возьму его домой. Там в катушке надо обмотку менять… Я сегодня и принесу… Ладно, бабушка?..

— Бери! — безнадежно махнула рукой Прокофьевна. — Батюшка ты моя радио… Было бы мне к монтеру…

Утенок с репродуктором под мышкой выскочил от Прокофьевны.

Через несколько минут, сжимая в кулаке жестяную коробочку с деньгами на «конструктор», Утенок бежал к магазину «Радиотовары»…

…Потом он снова пришел к Прокофьевне и принес репродуктор:

— Готово, бабушка. А вы боялись. Смотрите, как стало.

Включил. Радио заговорило громко и чисто.

— Голубчик ты мой! — даже прослезилась бабушка. — Какой же ты мастер-то — не знала…

— Станет ерундить — зайду, посмотрю… — угрюмо ответил Утенок и сразу же ушел, с ненавистью покосившись на Яшку, который только что вернулся с ночной прогулки и ел из блюдечка суп.