Евгений Лесников - На Смоленской тихо

– И вы побили Винкина?

– Побил. Только не сразу. Через несколько лет.

– Это когда он не заплатил за работу, и вы ушли из цирка?

– Нет. В тот раз я вернулся. Винкин упросил маму, пообещал пальцем меня больше не трогать. Да куда там! Не мог он без этого. Раз во время репетиции хлыстом по спине так вытянул, что рубец вздулся. Я не стерпел и дал ему: все припомнил, за все расплатился. Ушел в свою уборную, смотрю, Винкин входит, а сам согнулся и за живот держится. «Вася, – говорит, – совести у тебя нет. За что же меня так разделал? Я ведь тебе как отец родной…» А как узнал, что я ухожу, совсем присмирел. Сел на стул, смотрит на меня так ласково, будто и правда родной отец. Сам говорит: «Вася, ты ведь номер развалишь!» Жалко ему было хорошего акробата терять. Но все-таки из цирка я ушел, на завод работать устроился…

– А когда же вы опять вернулись в цирк?

– После гражданской войны, Димка. А тогда такие времена наступили, что не до цирка было. Знаешь, кого я на заводе встретил? Клима Ворошилова. Он после ссылки на этом заводе работал.

– И вы познакомились?

– Познакомились. Я тогда еще не знал, кто он. Разве мало слесарей на заводе? В то время работали по двенадцать-четырнадцать часов. Мастера, как собаки, на рабочих бросались, за каждый пустяк – штраф. Устроили рабочие забастовку, пошли толпой к хозяину. Нагрянули полицейские. Ко мне подскочил один, плечистый, распушил усы, как кот – и шашкой в ножнах ткнул мне в грудь. Ну, я и дал ему – шашка в одну сторону полетела, а он – в другую.

Вскоре подходит ко мне Климент Ефремович, посмотрел внимательно, с прищуром, как я работаю, потом руку протягивает: «Здравствуй, товарищ! Ловко ты полицейского утихомирил. Мы рабочие дружины организуем, не возьмешься ли ребят поучить?» Климент Ефремович часто приходил на наши занятия, в шутку называл меня «профессор по костоломству»… Многим моя наука пригодилась, когда стали бойцами ЧОНа.

Димка спросил:

– А Шуру вы научили?

Сын дяди Васи закончил десять классов, был избран в обком комсомола, поэтому Димка и назвал его Шура, а не Шурка.

– Научил, – ответил дядя Вася. – Он парень серьезный и никогда не пустит приемы в хулиганство.

Димка не только изучал приемы джиу-джитсу, он вставал в шесть часов утра, бегал, с каждым днем увеличивая расстояние; вместе с отцом делал гимнастику и шел в школьный двор, чтобы позаниматься на турнике.

* * *

Утром, во время своей обычной тренировки, Димка встретился с Ниной Георгиевной. Она держала в руках вилок капусты, а рядом стояли две сумки, загруженные продуктами.

– Не хотелось второй раз идти на базар, вот и набрала.

– Ничего, я вам помогу, – Димка взял сумки. Когда вышли на Смоленскую улицу, Нина Георгиевна спросила:

– Ты что к нам не заходишь?

Димка промолчал. Нина Георгиевна улыбнулась:

– Это правда, что вы с Диной поссорились?

«Ну вот, успела наябедничать мамочке, – подумал Димка. – Наверное, наговорила такого… И надо же было мне встретить тетю Нину! Дина теперь подумает, что я специально, чтобы с ней помириться».

– Я у Дины спросила, а она говорит, что обозвала тебя дураком, и ты обиделся, – продолжала Нина Георгиевна. – Правильно сделал. Я бы на твоем месте тоже обиделась. Разве можно так называть.

– Что вы, она меня так не называла. Наоборот, это я… А Дина… она никак меня не называла, – забормотал растерявшийся Димка и, глянув на окна дома Петровых, поставил сумку около ворот. – Все, теперь я пойду.

– Нет-нет, пойдем, – Нина Георгиевна открыла калитку и подтолкнула его. – Иди, иди.

Когда они вошли в коридор, Нина Георгиевна заглянула в Динину комнату и прикрыла дверь:

– Она еще не встала. Пойдем на кухню. – И, услышав кашель дедушки Кузьмича, покачав головой, добавила: – Надо же так простудиться.

– Можно, я к нему зайду?

– Что ж, зайди, – разрешила Нина Георгиевна.

Кузьмич сидел у окна и что-то вырезал из дерева.

– Здравствуйте, дедушка Кузьмич. Что это вы делаете?

– Здравствуй, Дмитрий. Ложку вот мастерю, – он повертел в руках кусок яблоневого корня, присматриваясь к нему. – Не люблю металлических ложек: что ни стань есть – все железом отдает и весь вкус отбивает. Вот липовая или осиновая – другое дело. Ну, а о ложке из яблоневого корня и говорить нечего – эту хоть в Москву, на сельскохозяйственную выставку. Что долго не заходил-то, дел много?

– Да какие у меня дела, дедушка Кузьмич, учусь, и все.

– А как с Ленькой?

– А что с Ленькой? У нас все нормально.