Борис Раевский - Пусть победит сильнейший

По футбольному полю неторопливо шел маленький, щупленький старичок, с лицом буро-красным, как кирпич, и длинными, вислыми усами. Он был, несмотря на жару, в черном, наглухо застегнутом пиджаке, в картузе и сапогах. За стариком плелся высокий парень, неся в одной руке огромный деревянный не то чемодан, не то сундук, а в другой узел, из которого выглядывала полосатая перина.

— Похоже, дядя Федя номер два прибыл, — сказал Борис.

Старик, никого не спрашивая, уверенно направился к трибуне, словно хорошо знал, куда надо идти, и вошел в комнатушку. Парень остался у дверей и сел на свой сундук-чемодан.

Он молчал и не глядел на нас. Мы тоже не заговаривали с ним. Так прошло с полчаса. Потом со склада вдруг радостно выпорхнула секретарь-машинистка и быстро-быстро засеменила к выходу со стадиона. Ее каблучки-гвоздики так и мелькали, но ямок на этот раз почти не оставляли.

Старичок что-то крикнул парню, и тот втащил багаж под трибуну.

Вскоре мы спустились на поле, посидели в тени и стали разминаться.

Никто из нас не заметил, как старик вышел из своей комнатки. Он ходил по футбольному полю, внимательно оглядывая его, потом перешел на волейбольную площадку, взял лопату и стал копошиться возле столба. Мы еще позавчера обнаружили, что этот столб качается.

— Хозяйственный старец! — сказал Борис.

Генька сделал вид, будто не слышал его слов, и перешел с беговой дорожки к яме для прыжков. Прыжки шли у Геньки лучше бега, поэтому он всегда старался побыстрее перебраться к планке.

Мы поставили для начала метр сорок, прыгнули по разу и подняли планку на пять сантиметров. Все снова прыгнули. Планку еще подняли. Приземистый, коренастый Витя Желтков трижды пытался взять новую высоту — и все три раза неудачно.

— Слабоват, Белок, — сказал Генька. — Не дорос!

— Разбег слишком длинный, — раздался вдруг чей-то спокойный голос.

Мы оглянулись.

На траве, недалеко от нас, сидел, подвернув ноги по-турецки, тот парень, который недавно нес багаж деда, и неторопливо щелкал семечки. На нем была белая косоворотка, вышитая «крестиком», и широкие брюки-клеш.

Разбег у Желткова и впрямь длинноват. Но с какой стати этот парень вмешивается не в свое дело? Генька насмешливо оглядел его и небрежно заметил:

— Между прочим, гражданин, на стадионе семечки не лузгают. Мусорить запрещено. Это у вас, в Пскове, вероятно, такие порядочки.

— А я и не мусорю, — спокойно ответил парень.

Действительно, шелухи около него не валялось. Парень складывал ее в карман.

Генька не нашелся, что возразить, и со злости потребовал, чтобы поставили сразу метр шестьдесят. Прыгнул, но сбил планку.

— Разбег короткий, — спокойно сообщил парень, продолжая громко щелкать семечки.

— Вот мастер! То у него слишком длинный разбег, то слишком короткий, — ядовито сказал Генька.

Наш инструктор уже не раз советовал ему удлинить разбег на четыре шага. Парень был прав, и именно поэтому Генька злился.

— А может, вы сами, маэстро, изволите прыгнуть?! Покажите высокий класс, — усмехнулся Генька, — поучите нас, дураков.

Приезжий парень промолчал. Мне показалось, что он даже покраснел.

«Не умеет прыгать, — догадался я, — а конфузиться не хочет».

Генька торжествующе гмыкнул, мы спустили планку пониже и снова стали тренироваться. Вскоре подошел сторож. Встал возле парня, положил лопату, достал из-за голенища газету, аккуратно оторвал квадратик и, свернув папиросу с палец толщиной, задымил едким, крепким самосадом. Его маленькие живые глазки, окруженные густой сетью морщин, внимательно следили за прыгунами.

Вот Генька почти было взял метр шестьдесят, но, уже перейдя планку, сбил ее рукой.

— Эх, — с досадой крякнул старик. — Группировочка [1] В воздухе прыгун группирует, то есть располагает, все части своего тела так, чтобы придать им наиболее выгодное положение. , милый, слабовата…

Генька выпучил глаза и развел руками.

— «Группировочка», — передразнил он. — Сперва хлопец надоедал, а теперь и дед туда же…

Генька отвернулся, сел на траву и снял туфли, словно туда попал песок. Но сколько он их ни тряс, песок не сыпался.

Вскоре сторож ушел, и Генька снова прицепился к незнакомому парню.

— Тоже мне «теоретики», — ехидно бормотал он. — А самим на метр от земли не оторваться!

Парень молчал.

— Ну, чего пристал к человеку?! — вступились мы. — Ну, не умеет прыгать… А ты вот, например, не умеешь копье бросать… Не задавайся!