Александр Самохвалов - Наш город

С книжками-то не больно хорошо у собора шляться. Увидят — попадет еще. Мы тогда к саду городскому — утром там никого не бывает.

Морось прошла, и туман стал чуточку розовый, а все-таки верхушки у колокольни не видать — разнесли, значит.

Собор весь целый оказался. Только какой-то маленький, съеженный, словно его обидел кто. В роде как за колокольню ему обидно. Да я ведь и не видел, как собор-то рушили, я про колокольню.

А туман золотиться стал, и над колокольней блеснуло что-то.

Серега говорит:

— Крест.

А Ленька ему:

— Дурак, это от бомбы!

Только верно, теперь видно стало — крест. Не рушили, значит, и колокольню.

Скучно нам от этого стало. А Ленька чуть Серегу не отдул ранцем и ремень оборвал.

Стал я усмирять Леньку, тяну к лавке. Гляжу: с лавки мычит кто-то. Спит на лавке дяденька грязный-грязный — и пятки голые. И с обеих ног вниз на веревках какие-то тряпки болтаются. Подошли мы ближе, а это Пашкины-то бареточки-то балетные свалились, узнать нельзя. Вспомнил я, как он зайчиков этими самыми балетными бареточками раскидывал. Непонятно мне стало, как это такое может быть? Тут и шляпа Пашкина оказалась в гармошку смята, и дождем в ней намочено. Вот Пашка балда какой! Противно мне от него стало.

А Ленька разбежался, да как щелк шляпу Пашкину, так и полетела, как ворона мокрая.

Затеял он собрать камешков и Пашку отстреливать. Засели мы на березу и оттуда метим.

Почесываться стал Пашка. Ворочается. А Ленька… вот меткий!

— Вот те блоха!

— Ага! Кусается!

— Получи вошку!

— Вот тебе таракан!

Мычит Пашка, не соображает, что такое. — А Ленька градом:

— Вот те клоп!

— Вот те вошь!

Кусаются камешки. Пашке покою нет. Поднялся. Лохматый — узнать трудно. Стал монатки свои собирать. Поплелся. Пятка Пашкина сама по себе, а бареточка сама по себе.

Эх, Пашка, Пашка, дрянь ты паршивая!

В училище мы в середине второго урока пришли — безобедниками остаюсь.

В этот день еще одного купца ограбили. Вот молодцы какие: все по купцам самым богатым. Деньги тысячами отбирают. А не себе берут, — в комитет, свой, — в Москве у них комитет. И все с электричеством. И поди знай, где живут.

Ищут городовые, а найти не могут.

Тайное у них дело — важное. Не в том, чтобы купцов грабить — это так только, а главное — против царя они.

Оказывается: все, что худое на свете, так от царя и от богачей.

А они все хотят устроить, чтобы без богачей обойтись.

Митрия Михайлова сын говорит, что по всей России такие люди есть и за границей.

А комитет у них в роде начальства. Всем этим делом управляет тайно. А дело это не только для нас — на весь свет — большое дело. Вот оно и до нашего города докатилось. Во как!

Ленька сегодня с утра пропадал. И в шалаш не заглядывал. Где путается? Пошли мы с Серегой за рябиной в ихний огород — глядим: шагает Ленька по переулку быстро-быстро. Мы навстречу, а он:

— Идем. Чего знаю!

В шалаш шагаем изо всех сил, даже под косточкой больно. Ленька ловкий. Он всегда чего-нибудь знает.

Сели в шалаш, дух переводим — ждем, чего скажет.

А он говорит:

— Ломать шалаш надо.

Вот так — так!

Мы молчим.

— Ломать. Нельзя в шалаше!

А Серега, бледный весь, схватился обеими руками за шалаш.

— Не дам! — говорит.

И я тоже про себя думаю: не дам, ни за что не дам. Мало что Ленька выдумает!

А Ленька шипит:

— Я те не дам, дурова голова. Говорю, ломать надо. Что ты знаешь! Нельзя в шалаше — пуля хватят. В котле жить будем!

— В котле?!

— Ну да, в котле. У вас котел за баней. В котле будем жить. А шалаш ломать.

Жалко мне шалаш стало. Зачем ломать? Уж если надо в котле жить, так в котле будем, а шалаш пускай.

— Дураки, дураки, что вы знаете? Вот дураки. Говорю: нельзя в шалаше, в котле надо. Они в котле живут!

— Они?

— Кто они? Кто?

— Они.

— Кто? Кто? Говори!

— Дурак, нельзя говорить, пуля будет.

Вот сказал! Откуда это он? Вот Ленька!

— Да ты что? спятил? видел?

— Сам спятил!

— Неужто видел ты?

— Дурак, был у них — не то что видел. В котле живут. На пыльном, на погорелом.

— Врешь ты.

— Сам врешь! А это что? Врешь?

Тут Ленька из кармана кулак выдернул, разжал и опять в карман. А там мигнуло чего-то серебряное.

— Что, что? показывай!

— Разве можно так, дурья башка, иди ближе.

Мы сгрудились коленками и лбами друг в друга так и впираемся, дышим часто. А Ленька мучает, не показывает. Знает, что важная у него штука.

Вынул кулак и опять раскрыл на минутку. Опять блеснуло чего-то.