Александр Соколовский - Неутомимые следопыты

Мы не стали спрашивать у тети Даши, на какой улице и в каком доме живет Митя со своим дедушкой. В такое время Митю непременно можно было застать на речке. Торопливо позавтракав, мы помчались к песчаной косе.

День выдался солнечный и жаркий. Вся коса была усыпана ребятами. Кто уже плескался в воде, кто жарился на солнышке, развалясь на песке. А Тарас, как обычно, примостился поодаль с удочкой и ведерком. Я сразу же увидел Настю, Игоря, Федю. Но Мити среди ребят не было.

Размахивая полотенцами, мы сбежали вниз, и тотчас же, заметив нас, на берег из воды, поднимая фонтаны брызг, ринулся Федя.

— А Митя к вам пошел! — на бегу кричал мальчуган. — И как это в-вы с ним разминулись… Дедушка велел вас к нему привести и все, что вы нашли, с собой захватить.

— Эх, Серега! — Женька с досадой взмахнул полотенцем. — Если бы мы хоть на десять минут задержались, он бы нас застал.

— А вы подождите! — посоветовал Игорь. — Он вас дома не застанет и сюда придет.

— Нет уж, лучше мы сами пойдем к нему навстречу, — возразил Вострецов и, кивнув мне, стал карабкаться наверх. — Мы его по дороге встретим.

Митю и правда мы встретили на полпути от реки к нашему дому. Он так спешил, что раскраснелся и запыхался.

— Идемте скорее!.. — отдышавшись, сказал он. — Дедушка так разволновался, когда узнал про эту гильзу!..

Мы забежали домой, чтобы захватить наши бумаги. Женька сложил все в большую коробку от печенья. Я взял еще фотоаппарат, чтобы сфотографировать Митиного дедушку, и все втроем мы помчались к Мите.

Митя, оказалось, жил недалеко. Впрочем, в маленьком уютном Зареченске, не то, что у нас в Москве, все было близко. Небольшой деревянный домик прятался в разросшихся по всему палисаду кустах сирени. Митя пропустил нас в калитку, и мы поднялись на крыльцо по крепким чисто вымытым ступенькам.

Пройдя небольшие сени, Митя толкнул дверь и снова пропустил нас вперед. Прямо напротив входа, у окна, сидел в кресле старик с редкими волосами на голове, но зато с такой лохматой бородой, словно его седые волосы понемногу перебрались с макушки на подбородок.

— Дедушка, — произнес Митя, — я их привел. Это Женя, а это Сережа.

— Ну, давайте знакомиться, — сказал старик, поднимаясь с кресла, и тут же, болезненно сморщившись, схватился сзади за спину. — Эк ее… К непогоде, должно быть. — Потом, увидев коробку от печенья, спросил: — Там?

Женька кивнул и протянул ему коробку.

Снова устроившись в кресле у окна и надев очки, Митин дедушка долго разглядывал партийные и комсомольские билеты, раскрывал красноармейские книжки, вглядывался в стершиеся строчки партизанских писем и потом, шевеля губами и ероша бороду, читал те же самые письма, но уже переписанные Женькой. Мы стояли и глядели на него, не решаясь сесть. Наконец, бережно сложив все бумаги, старик обернулся к нам.

— Вы что же стоите? — воскликнул он. — А ты, Дмитрий, не можешь гостям стулья предложить? Садитесь, садитесь. Да рассказывайте, как и где нашли.

Вот тебе и раз! Мы сами ждали от Митиного дедушки рассказов о партизанах. Но делать было нечего, и Женька, запинаясь, принялся рассказывать. Правда, он умолчал о том, для чего нас понесло ночью в лес.

— Так-так, — проговорил он, когда Женька замолчал. — Значит, клад старинный ходили искать. — И, взглянув на наши сконфуженные физиономии, продолжал: — Да вы не смущайтесь. Про этот клад мне еще моя бабка рассказывала лет эдак шестьдесят назад. И я тоже мечтал сундук вырыть. Да кто же его знает, где разбойники свои сокровища прячут. А вот то, что этот клад на самом деле есть, так это факт.

Дедушка помолчал и осторожно взял с подоконника партийный билет Павла Вересова.

— Значит, говорите, удалось паром расклеить…

Наклонив голову, то отдаляя от глаз, то снова приближая к глазам очки, старик принялся разглядывать фотографическую карточку на билете. Фашистская пуля как раз прошла сквозь нее, оставив только небольшой кусочек — изображение части лба, правую бровь и глаз.

— Тот или не тот? — бормотал Митин дедушка. — Вроде бы тот… Лоб такой же высокий, чистый… Брови… — Он вдруг обернулся к нам и спросил: — Все принесли?

— Все, — откликнулся Женька.

— Что-то не видать здесь документа на имя Тихона, — словно разговаривая с самим собой, произнес старик.

— Какого Тихона?

— Знать бы и мне какого, — сказал Митин дедушка. — Тот партизан, которого я в погребе у себя схоронил, Тихоном назвался. Только сдается мне, имя свое он выдумал. Самый это командир и был — Вересов Павел Николаевич.