Александр Соколовский - Неутомимые следопыты

— Привет исследователю!

Он соскочил с кровати, шлепая босыми ногами, подбежал к столику, на котором стояла гильза от снаряда — удивительный партизанский тайник — и лежали сложенные взъерошенной горкой документы. Схватив со стола какие-то листки, Женька торжествующе помахал ими в воздухе.

— Что это? — спросил я.

— Партизанские письма, — с гордостью объявил Женька. — Вернее, одно письмо, — поправился он, — и та записка, помнишь, которую первой нашли?

Он взобрался ко мне на кровать.

— Подвинься. Разлегся, как три толстяка. И слушай. Письмо в Томск. Я адрес не весь разобрал. Город-то еще можно понять, а улица, дом, фамилия — все начисто размыто.

Женька поудобнее устроился на кровати и начал читать:

— «Здравствуйте, дорогие мои мама, сестра Оксана и брат Анатолий. Пишу вам уже третье письмо, только не знаю, получили вы первых два. Понимаете сами — почта отсюда, из захваченной врагами земли, не налажена. Я те два письма долго хранил, пока, наконец, не нашелся человек, который пообещал их переслать. А переслал ли, нет ли, не знаю…»

Женька взглянул на меня и взволнованно проговорил:

— Ты понимаешь, Серега? Ведь самое главное — мы город знаем и имена. В Томске, наверно, не так уж много людей, у которых мама, брат Анатолий и сестра Оксана.

— Ладно тебе, — сердито перебил я, — ты дальше читай.

— Ага, слушай дальше: «Писал я вам в прошлом письме, как отступала наша часть от самой границы на Каунас, на Вильнюс, как попали мы с нашим командиром роты лейтенантом Вересовым в окружение…» Слышал, Серега?

— Да слышал, слышал! Дальше читай.

— «…Еще писал, как стали понемногу собираться наши товарищи, как с боем выходили к Западной Двине… Большая была у фашистов сила. И напали они внезапно. Но мы верили, что и у нас найдутся силы. Не к немцам же нам на поклон идти. Есть приказ — бойцам Красной Армии воевать. Значит, будем воевать, пока живы. Присоединялись к нам и такие же, как мы, бойцы, были и те, кому под гитлеровцами жить стало совсем невмочь и кто еще оружие может в руках держать. Писал я вам, родные мои, как шли мы ночами, пробираясь к нашим, как далеко, увязая в трясинах, обходили деревни и проезжие дороги, потому что нас было еще мало, а оружие — винтовка да пистолет на всех…»

Женька взглянул на меня виновато и сказал:

— Тут, Серега, несколько строчек стерлось — никак не прочесть. Только вот конец есть. Вот: «…Я за вас, дорогие мои, не боюсь. Немец к вам в Сибирь ни за что не доберется. Мало каши ел. А вот вы, наверно, беспокоитесь обо мне, потому что не получаете никаких вестей. Знайте же, что сын ваш и брат, Григорий, жив и здоров, пока еще ни разу не ранен. Верю: скоро окончится война полной нашей победой, и тогда я вернусь к вам. А если не вернусь, то знайте что погиб за нашу Родину, за счастье ваше и за будущую прекрасную жизнь».

Прочитав эти строчки, Женька замолчал. Потом он переложил листки, которые были у него в руках, и сказал:

— Теперь слушай записку. Тот, кто все это спрятал в гильзу, наверно, ее в самый последний момент положил. Когда уже стало ясно, что в живых из партизан никто не останется.

Начало записки было мне уже знакомо. Женька прочитал его еще там, в Волчьем логе: «Товарищи! Нам недолго осталось жить. Мы решили, что все погибнем, но не сдадимся проклятому врагу. Нас окружили со всех сторон. Карателей много, а нас осталось пятеро… Очень мало патронов, и каждый из нас, оставшихся пока еще в живых, поклялся, что последнюю пулю оставит для себя. Товарищи, мы погибаем, но нас фашисты не победили. И никогда им не поработить нашу Родину и наш народ…»

Голос у Женьки звенел, как натянутая струна; и почувствовал я, как к горлу моему подкатывает комок и словно во всем теле моем звенят и звенят, громко и грозно, натянутые крепко струны.

— «…Нас пока еще мало, — продолжал читать Женька. — Но таких, как мы, будет много, очень много. И враг останется на нашей земле не победителем, а мертвецом, смердящим трупом, который высохнет на солнце, и страшную память о нем смоют весенние дожди. Прощайте, товарищи, вы, живые! Отомстите за нас!..»

Женька умолк, и мы долго сидели вот так, молча, и я слушал, как нестерпимым грозным звуком звенят во мне певучие струны.

Нам незачем было откладывать то, что мы задумали. И Женьке и мне хотелось поскорее разыскать людей, которые знали партизан из отряда Павла Вересова и, может быть, даже помогали им бить фашистов-оккупантов. Об одном из таких людей мы уже знали — это был Митин дедушка.