Александр Соколовский - Неутомимые следопыты

Тетя Даша рассмеялась:

— Нет, Иван Кузьмич, мимо. Не этот круглолицый и голубоглазый, а как раз вон тот — худощавый и с карими глазами.

Старичок поднял руки, словно сдавался.

— Ну, извините, не угадал.

— Садитесь-ка, Иван Кузьмич, лучше с нами чай пить, — пригласила тетя Даша.

Со старичком она разговаривала непринужденно и добродушно.

После завтрака мы принялись разбирать наш чемодан. Женька сидел на корточках, вынимая из него белье, а я носил его к шкафу и раскладывал по полкам…

— Женька, — сказал я, — что-то твоя тетка вроде Афанасия Гавриловича недолюбливает.

— Я и сам заметил.

— А с чего бы это, как ты думаешь?

— Кто ж его знает. Одному человеку, бывает, кто-то нравится, другому нет… На-ка, положи в шкафчик рубашки.

Дарья Григорьевна жила одиноко. Ее муж погиб совсем молодым где-то под Варшавой. Тогда еще, узнав о своем несчастье, тетя Даша тяжело заболела. Не ведаю, какая у нее была болезнь, но стала она получать пенсию по инвалидности.

Детей у тети Даши не было. Потому-то она и любила чужих. О нас с Женькой она заботилась просто как о родных сыновьях.

Иван Кузьмич с нами был тоже приветлив. Но мы видели его редко. Он целыми днями просиживал у себя наверху, куда мы с Женькой не поднимались. Но мы с самого утра убегали из дома на лоно природы и возвращались только к обеду, а потом снова мчались в перелесок, на холмы, к речке…

Женька на другой же день после нашего приезда записался в городскую библиотеку и взял там толстый том Брема в синем переплете — том второй, «Членистоногие». В книге оказалось множество картинок — бабочки, жуки, мухи, пауки, пчелы… Разглядывая их, я сразу же наткнулся на изображение страшного громадного мохнатого паука. Паук терзал птичку. Клюв у птички был раскрыт. Внизу под картинкой я прочел подпись: «Паук-птицеед». Потом что-то не по-русски и еще: «наст. вел.». Это означало — настоящая величина.

Паучище был величиною с мою ладонь. Я сказал Женьке, что, если он поймает такого паука, тот его самого слопает. Мой товарищ засмеялся и объяснил, что такие пауки водятся только в тропиках, в Южной Америке, на Больших Зондских островах да на Новой Гвинее.

— Давай, Женька, — предложил я, — мы будем так: ты станешь ловить бабочек, а я накалывать на булавки и делать подписи.

В магазине Женька купил желтый марлевый сачок на длинной палке и целыми днями гонялся с ним за бабочками. Первые два или три дня я очень терпеливо накалывал их на булавки и делал под ними подписи. Я решил, что если уж быть настоящим классификатором, то следует записывать не только русское, но и латинское название каждого насекомого. В книге Брема такие подписи попадались под всеми иллюстрациями. Вскоре я так навострился, что даже стал запоминать эти названия.

Однако на третий день у меня в глазах зарябило от латыни. Я решил брать с собою не громадный томище Брема, а «Записки о Шерлоке Холмсе». Эту книгу я отыскал на этажерке у тети Даши. Я начал читать ее и с первой страницы не мог оторваться. И пока Женька носился, размахивая сачком с такой яростью, словно вздумал разогнать всех бабочек в округе, я устраивался где-нибудь под тенью какого-либо дерева и раскрывал «Шерлока Холмса».

Так все и шло своим чередом. С утра мы завтракали и убегали за город. Перед обедом купались в речке. После обеда снова мчались на холмы. Пробовали мы и удить. Но только, видно, рыбы в этой речке не было вовсе. А к тем лесным озерам, про которые говорил Афанасий Гаврилович, пока идти не решались. Да и некогда было: Женька очень уж увлекался членистоногими. Его заветной мечтою было поймать « acherortia atropos ». А если не по-научному, то бабочку-бражника «мертвая голова». Я видел ее на картинке. Это была очень большая бабочка. На ее спинке белело пятнышко, напоминающее человеческий череп.

Однажды на улице мы совершенно неожиданно встретили Афанасия Гавриловича.

— А, соседи! — обрадованно воскликнул он, завидев нас. — Нехорошо, нехорошо! Их в гости приглашают, а они и носа не кажут.

— Неудобно было, Афанасий Гаврилович, — пробормотал Женька. — Мы думали — помешаем…

— Неудобно, братец, штаны через голову надевать, — произнес наш веселый попутчик. — Если звал, значит, надо зайти. Давайте-ка не откладывая прямо сегодня.

Он простился, взяв с нас твердое слово, что сегодня же, часов в шесть, мы к нему придем.

Ровно в шесть мы отправились к Афанасию Гавриловичу.

Дом, где он жил, был окружен высоким забором. Едва мы постучали, за калиткой раздался злобный хриплый лай. Судя по гавканью, собака за оградой была ничуть не меньше баскервильской.