— Не опоздать бы на автобус.
С двумя чемоданами он зашагал к выходу. Я схватил его корзинку, и мы поспешили за ним.
Оказалось, что от вокзала до города нужно ехать минут тридцать пять — сорок. Автобус, маленький и старомодный, стоял на площади перед вокзалом, возле скверика с чахлыми пыльными деревцами. Пассажиров в машину натолкалось уже много.
— А ну, потеснитесь, народы! — громко закричал Афанасий Гаврилович. — Эй, бабка, чего расселась с узлами? А ты, новобранец, не видишь, что ли, пополнение прибыло?
Гаркая на неповоротливых пассажиров, расталкивая их чемоданами, Афанасий Гаврилович освободил проход, и мы кое-как втиснулись. Захлопнулась дверка, и автобус медленно пополз от вокзала.
Дорога, извиваясь, бежала полями. Белесый овес сменялся желтой, уже поспевающей рожью. Домишки вдали на холмах появлялись то справа, то слева, то впереди. В том месте, где шоссе было обнесено по краям низенькими белеными столбиками и круто забирало вверх, я увидел в стороне памятник, окруженный железной посеребренной оградой. На постаменте была изображена фигура сидящего летчика в комбинезоне. Рядом с ним неподвижно замер мальчуган с моделью планера в руке. Наклонившись, летчик показывал ему, как пикирует самолет. Я угадал это по застывшему в бетоне движению руки с вытянутой и немного наклоненной вниз ладонью.
Все подножие памятника было засыпано полевыми цветами. На груди летчика алел и трепетал от ветра шелковый пионерский галстук.
— Кому это памятник? — спросил я.
— Летчик разбился во время войны, — отозвался Афанасий Гаврилович.
Галстук горел на груди бессмертного летчика живым алым огоньком И мальчуган все смотрел вдаль задумчиво и немного сурово. Автобус натруженно ревел, взбираясь в гору. Шоссе полукругом огибало памятник. Он медленно поворачивался по кругу. И мне вдруг почудилось, будто летчик шевельнул каменной рукой, а мальчик чуть наклонил голову, словно прислушиваясь к его словам…
Автобус наконец преодолел подъем. Памятник скрылся за поворотом. Домики теперь были совсем близко. Потом колеса машины запрыгали по булыжной мостовой. Мы въехали в город.
По обеим сторонам узкой улочки теснились каменные и деревянные домики в один-два этажа. Возле тротуаров бродили куры и утки. Крыши домов были утыканы телевизионными антеннами. Автобус фыркнул, как лошадь, и остановился.
— С приездом! — весело воскликнул Афанасий Гаврилович.
Мы вылезли из автобуса. Афанасий Гаврилович стал с нами прощаться:
— Ну, молодые люди, милости прошу ко мне в гости. На чаек. С клубничным вареньем. Счастливо вам отдохнуть. Счастливо и вам, Дарья Григорьевна.
— До свидания, — почему-то не особенно приветливо ответила тетя Даша.
Дом, где отныне предстояло нам жить, прятался в зарослях отцветшей сирени. Он был одноэтажный, с небольшой надстройкой вроде чердака. Мы вошли в узкую калитку.
— Входите, входите, — приговаривала тетя Даша, поднимаясь на крыльцо. — Ваша комнатка уже ждет вас не дождется.
В домике было чисто и уютно. Жаль только, что не видно было телевизора.
Через большую комнату, которая называлась залой, тетя Даша провела нас в другую, маленькую, с двумя кроватями, стоящими друг против друга, несколькими стульями, столиком и шкафчиком.
Тетя Даша сразу же повела нас умываться. И когда спустя полчаса умытые, причесанные, в чистых рубашках, будто с картинки, мы вышли в залу, там все было уже приготовлено к завтраку. Увидев румяные пирожки, вазочки с различного сорта вареньем, я сразу же ощутил зверский голод. И тут вошла тетя Даша, торжественно неся огромную сковороду с яичницей.
Мы еще не кончили есть, как за дверью, что вела на крыльцо, раздались шаркающие старческие шаги, какое-то постукивание, и в залу вошел невысокий седенький старичок с толстой палкой в руке. На нем был серый парусиновый костюм, а на голове соломенная шляпа. Я тотчас же угадал, что это и есть жилец из Минска, который снимал у тети Даши верхний этаж.
— Добрый день, — сказал старичок приятным негромким голосом и поглядел на нас зоркими глазками из-под лохматых седых бровей. — Надеюсь, все обошлось благополучно?
— Все хорошо, Иван Кузьмич. Доехали, как видите…
Иван Кузьмич оперся о свою палку, зажал бородку в кулаке и принялся изучать то меня, то Женьку.
— Позвольте, позвольте… — приговаривал он. — Сейчас я угадаю… — И вдруг резко выбросил вперед руку, указав на меня: — Этот? Это и есть ваш племянник.
Читать дальше