Михаил Сухачёв - Там, за чертой блокады [litres]

– Не надо, – огорчился Стогов, – я поеду, как все, среди мелюзги и горшков.

Он медленно повернулся и пошел к своему вагону.

– Значит, вам досталось от него еще в Ленинграде? – спросила Галина Андреевна.

– Да нет, это так, гипербола. Парень он надежный, толковый, был моим помощником по всем хозяйственным делам. К тому, что я вам о нем рассказывала, можно еще много чего добавить. Но, знаете, все его выходки носили благородный характер – тот же побег на фронт. Ведь он и его друг хотели найти отца своей одноклассницы Эльзы Пожаровой и, представьте себе, нашли его адрес.

Они сели, постелив газету на штабеле шпал, и спокойно беседовали, словно за спиной у них не было массы проблем и забот, от которых ночью часто невозможно было заснуть.

– Скажу откровенно, Нелли Ивановна, мне очень жаль расставаться с вами. Я сожалею, что встречи у нас были редкие и, как правило, короткие. Извините меня, я сейчас убегаю, но к отходу поезда приду с дочкой, она хочет проститься с Виктором, ведь они сидели за одной партой.

– Мы ждем вас! – Растроганная Нелли Ивановна вытирала глаза.

Уже стало заметно темнеть, и к вечеру похолодало. Все устали ждать отправления поезда. Виктор успел сбегать к дежурной по станции, но та сказала, что распоряжения еще нет, и добавила, что, когда понесет жезл машинисту на отправку, предупредит всех в вагонах.

– Теть, а я могу сбегать в центр? Мне надо!

Его беспокоило, что Нина не пришла, несмотря на договоренность.

– Нет, малец, ожидать твоего возвращения я не имею права. Решай сам!

«Все, не придет, а обещала… Наверное, нашла занятие поинтереснее. Ну и наплевать! Подумаешь, одесская селедка! Нет, не селедка – камбала, которая лежит на дне без движения». Разволновавшись, Виктор не замечал, что уже вслух проговаривает в адрес Нины эти обидные слова, пристально глядя при этом в сторону вокзала, откуда могли появиться Овчинниковы.

И когда он уже вконец отчаялся в последний раз увидеть Нину, заметил вдалеке две женские фигуры, быстро идущие по шпалам в сторону поезда. Одна из них, пониже ростом, вдруг побежала, не боясь споткнуться и упасть.

Это была Нина. Виктор рванулся навстречу. Схватившись за руки, они молча пошли к вагонам. Оба от волнения долго не знали, с чего начать разговор.

– Мама рассказала, что ты просился ехать с машинистом…

– Ага, я умею. Это не сложно, ты тоже можешь научиться управлять паровозом… – Виктор схватился за эту тему, как за соломинку, спасаясь от мучительного молчания.

– При чем тут паровоз? – прервала его Нина. – Ты понимаешь, что мы расстаемся и, может, больше никогда не встретимся? У меня это просто не укладывается в голове. Я бы поехала с вами. Но мама! Она одна без меня долго не выдержит. Всем кажется, что она здорова, а на самом деле я часто застаю ее ночью в кухне с таблетками и пузырьками.

– Давай поклянемся, Нина, что будем часто писать друг другу. Раз в неделю обязательно… Нет, лучше каждые три дня и рассказывать обо всем, что делали, думали, чувствовали…

Виктора словно прорвало. Он боялся остановиться, чтобы успеть высказать переполнявшие его чувства. Сейчас он не думал о том, как будет воспринята его нынешняя говорливость, как оценена его прежняя сдержанность. Сознание протестовало против того, что он не увидит Нину завтра, послезавтра, а может быть, никогда…

– По вагонам! Дается отправление! – раздалась команда женщины в форме железнодорожника, идущей со стороны станции.

– Витька, милый Витька! – Нина сдавила его руку. – Не знаю, как я сяду за парту, где твое место будет пустым.

– Виктор! – раздался тревожный голос Нелли Ивановны. – Быстро в вагон!

– Нина! Ребята! Хватит! – К ним приблизилась Галина Андреевна. – Если вы дороги друг другу, обязательно встретитесь! Эта разлука – проверка вашей дружбы. – Она помогла освободить руку Виктора из руки дочери. – Беги, не огорчай Нелли Ивановну!

Виктор догнал свой вагон, прыгнул животом на пол, быстро вскочил и обернулся. В вечерней мгле постепенно растворялись два женских силуэта.

Воспоминания двух седых мужчин о своем сибирском детстве иногда со стороны напоминали словесную перепалку ровесников-мальчишек.

– Виктор, ты забыл! Не так это было! – с жаром размахивая руками, протестовал Валерий Сергеевич.