Михаил Сухачёв - Там, за чертой блокады [litres]

«Нет, обязательно надо придумать что-то особенное. Вот если бы было ружье, тогда перед крыльцом можно было дать салют». Он слышал от Галины Андреевны, что в честь освобождения каких-то наших городов давали салют из орудий. И у него мог бы быть салют Победы!

Не останавливаясь, Виктор развернул сверток из газеты, в который Нина положила кусочек сала, хлеб и три картофелины. Откусывая, он продолжал путь. Начинало темнеть. Хорошо зная дорогу, он мог идти даже ночью. Оставалось пересечь небольшую поляну и возле старого кедра, упиравшегося своей макушкой прямо в небо, свернуть налево. А там до деревни рукой подать.

Лес затих. В полной тишине он поначалу слышал только свои шаги. Потом, прислушавшись, вдруг уловил еще какие-то звуки. Остановился. Звуки тотчас пропали, словно кто-то другой в точности соблюдал его ритм движения. Виктор оглянулся. Но в кромешной тьме уже не видно было даже отдельных деревьев. Он пошел, и снова где-то рядом возникло ритмичное шуршание. Виктор кинулся бежать, подгоняемый страхом. Бежал быстрее, чем бегал на соревнованиях в пионерском лагере, подбадриваемый криками Эльзы и Валерки.

Усталость он почувствовал, когда подбежал к слеге, перекрывавшей въезд в деревню. Виктор остановился, словно почувствовал защиту, исходящую от огней керосиновых ламп в окнах ближайших домов. Стал смелее присматриваться, прислушиваться, силясь обнаружить того, кто преследовал его до самого забора.

За околицей была полная тишина. Виктор постоял, переводя дух, и, когда снова двинулся, услышал тот же самый шуршащий звук. Только теперь он догадался, что звук исходил от вельветовых штанов, сшитых матерью. От стыда за свой страх он готов был разорвать их, несмотря на то, что это были единственные штаны с застежкой под коленом, подобные тем, что он с удовольствием носил в Ленинграде.

С сюрпризом ничего не получилось. «Убегая» от собственных штанов, он устал до такой степени, что едва дотащился до кабинета директора. Не постучавшись, вошел и плюхнулся на топчан.

– Нелли Ивановна, я пришел, чтобы порадовать вас. Кончилась война с немцами! Победа! Хочу спать… – не поднимая век, еле промолвил он, повалившись на топчан. – Немного посплю и пойду назад: у нас завтра диктант по русскому.

Нелли Ивановна глядела на Виктора и не могла понять, правда ли то, что так буднично прозвучало из уст смертельно уставшего мальчика. Она сняла с него обувь и подложила под голову подушку, набитую соломой.

Сама спать она уже не могла. Разные мысли не давали покоя. «Нет, напутать он не мог, если спешил с такой вестью. Простят ли мне воспитательницы, если я не сообщу им сейчас же о Победе? Могут очень обидеться. А если сию минуту сказать об этом хоть одной из них, то эта весть поднимет на ноги не только взрослых, но и детей…»

Рассуждая, она подвинула к скамейке две табуретки, устраивая себе постель. «Нет! Только завтра!» И снова всплыл надоевший, мучительный вопрос: «Ну когда же нас вернут домой?» Эта старая «заноза» так и не дала заснуть до утра.

…Постепенно успокаивалось возбуждение, вызванное известием об окончании войны. Вскоре на станцию Асино стали прибывать теплушки с фронтовиками. Решением райисполкома теперь для встречи солдат, многие из которых были инвалидами, к приходу вагонов из Томска выделялась старая грузовая машина, оборудованная скамейками. Этот автомобиль с большой газогенераторной колонкой стал самым узнаваемым и желанным у жителей райцентра, внимательными взглядами провожавших пассажиров в кузове. Виктору рассказали, что был случай, когда таким пассажиром оказался уроженец Ягодного без ноги. Шофер отвез его до родного дома.

Спустя какое-то время этот автомобиль снова появился в Ягодном. Отвыкшие от машин жители, услышав тарахтение мотора, кинулись за автомобилем, словно за каким-то рычащим, дребезжащим чудищем. Еще больше были удивлены дети детдома, из памяти которых за четыре года войны совсем исчез образ грузовика. Они со страхом и одновременно любопытством прильнули к жердям изгороди, наблюдая, как автомобиль круто развернулся и замер у крыльца сельпо, примыкавшего к изгороди детдома. Некоторые из детей даже шарахнулись, когда вылезший из него человек направился к детдомовской калитке.

– Эй, тетка, – обратился молодой парень к воспитательнице, – кликни свою директоршу! Ее фамилия, кажись, Лялина! Имя я забыл!

– А ты, дядька, зайди к ней сам! – улыбнулась Вероника Петровна.

Парень не понял юмора.