Михаил Коршунов: Наша компания [сборник рассказов]

— Ой, дядина, до чего ж сладкие! — сказала Тамара. — С чем они?

— С крыжовником. Ешь, ешь, потом нахваливать будешь.

Тетя Луша выбрала вареник покрупнее и положила Пете на тарелку. Петя покосился на вареник, подул на него и взял.

Одолел Петя половину вареника и чувствует — больше не может, наелся уже. А тетя Луша все угощает, приговаривает:

— Ешь, Петро, ешь, пока не засмеешься.

Петя подождал, чтобы тетя Луша отвернулась, и толкнул под столом сестру.

— Тамара, — прошептал Петя.

— Ну, чего тебе?

— Не могу я...

— Что случилось? — спросила тетя Луша.

— Петух вареник не может доесть, — объяснила Тамара.

— Вот так казак — и одного вареника не осилил! — засмеялась тетя Луша.

Петя надулся.

— Ты, Петюшка, не серчай на меня, я ведь пошутила.

В это время тихо постучали в дверь.

— Да заходите, кто там? — откликнулась тетя Луша.

Дверь отворилась, и боком вошла девочка в пестром платье и матерчатых сандалетах.

— A-а, Нюра, — сказала тетя Луша. — Как шелкопряды? Ничего не случилось?

— Ох, тетечка Гликерия! — взмахнула руками Нюра и затараторила, при этом краешком глаз из-под тонкой черной бровки поглядывая на гостей. А глаза у нее до чего ж были юркие да любопытные! — Ох, случилась, тетечка Гликерия! Шелкопряды задыхаются. Лето душное, они совсем-совсем задыхаются. — И Нюра прикрыла глаза своими темными густыми ресницами и показала, как гусеницы «совсем-совсем задыхаются».

— Погоди ты охать, — остановила ее тетя Луша и встала из-за стола. — Много гусениц-то погибло?

Нюра подняла ресницы.

— Нет, еще немного. Трохи-трошечки даже. Варя говорит: может, они желтухой заболели. А Маша уже плачет.

— Ну, а так в колхозе все в порядке?

— Все в порядке, только вот гусеницы наши...

— Пошли к вашим гусеницам.

— Дядина, и я с вами, — сказала Тамара.

— И я тоже, — сказал Петя и с облегчением отодвинул тарелку с недоеденным вареником.

Вышли на улицу. Впереди шла тетя Луша, за ней — ребята.

Встречные первые здоровались с тетей Лушей, поздравляли с приездом. На селе тетю Лушу любили.

Тамара и Петя разглядывали село.

На высоком яру были разбросаны мазанки с глубоко сидящими в стенах чистыми оконцами. Почти над каждой хатой возвышалась мачта антенны. Возле хат кое-где, прислоненные к плетням, стояли велосипеды. За хатами — сады и огороды, которые спускались вниз, к небольшому пруду.

Нюра шла вприпрыжку и рассказывала Тамаре и Пете о колхозе и шелкопрядах. Молчать Нюра, очевидно, не умела.

— А шелкопряды эти наши. Мы, пионеры, за ними ухаживаем. Государство за коконы большие деньги платит. Мы тогда для школы библиотеку купим. Все-все самые новые книжки достанем. У вас в Москве в школе много книжек?

— Много, — сказал Петя.

— И у нас будет много. А тетечка Гликерия нам помогает. Она всем в колхозе помогает.

— А чем вы гусениц кормите? — поинтересовалась Тамара.

— Тутовником. Они были маленькими, а теперь выросли. Скоро коконы вить будут, только б не подохли.

— А тутовник — это дерево такое, да?

— Дерево, да. Шелковицу знаете?

— Мы сегодня утром ели, — объявил Петя.

— Вы ягоды ели, а гусеницы листья едят.

— Чудно! — удивился Петя. — Ягоды куда слаще.

— Ой, пожар! — воскликнула Тамара. — Смотрите скорее! — и показала рукой в поле, где стояла спелая пшеница.

Над пшеницей курилось белесое марево, а в одном месте пробивалось облачко дыма.

— Это не пожар, — успокоила Нюра, закрываясь от солнца ладошкой, — это молотилки работают. От зерна всегда пыль идет, вроде дыма.

Гусеницы помещались в отдельном доме. Над входом в дом была прибита вывеска с надписью:

Питомник тутового шелкопряда.

Пионерское звено № 2.

Звеньевая Маша Прокофьева.

Сама звеньевая сидела на траве в тени от крыльца и заплетала косичку. При виде тети Луши звеньевая вскочила и побежала навстречу.

— Тетя Луша! — закричала она радостно, но тут же, прижавшись к тете Луше, беззвучно заплакала.

Видно было только, как у нее на спине дергалась недоплетенная косичка.

— Ну-ка, Машутка, — сказала тетя Луша и кончиком косы вытерла ей со щек слезы, — прекрати панику.

Маша перестала плакать.

— Не буду больше. — Серые глаза Маши посветлели, на щеке задержалась и поблескивала слезинка.

В доме стояли широкие трехэтажные полки, сплетенные из камыша. На полках лежали ветки с листьями, густо покрытые большими беловато-желтыми гусеницами. На стене висели список звена и расписание дежурных по питомнику. Рядом — градусник.