Бела Балаж - Карл Бруннер

Что же касается Франца, то он был сыном бедного сапожника. И хотя отец его был больной и ворчливый и совсем не умел говорить о политике, все-таки и от него Франц кое-что услышал и понял. Дело в том, что иногда отец рассказывал о войне, обо всех ее ужасах и мучениях.

Кое-что он рассказывал и о господах офицерах, которые умудрялись даже в то ужасное время напиваться и объедаться до отвала.

— И такую вот войну наци хотят снова затеять, — ворчал отец, — даже еще гораздо худшую.

А когда к ним в гости приходил дядюшка Оскар, — но только тогда! — сапожник Шрамм рассказывал о том, как он был в русском плену, о русской революции, о большевиках. Его маленькие черные глазки блестели при этом.

Карл Бруннер и Франц Шрамм дружили друг с другом. И не только потому, что жили в одном доме. В классе и на площадке для игр им обоим приходилось участвовать во всех националистических затеях: то их гнали на молитву со знаменами, украшенными свастикой, то заставляли петь всякие песни о «немецкой чести» и «верности» и о прочей ерунде. И всегда Карл и Франц стояли рядом, плечо к плечу. При этом они даже не смотрели друг на друга. Но это было лишь особой уловкой. Никто не должен был знать, что между ними существует какая-то особая связь. Они даже подпевали. Какой смысл выдавать себя? Они только навлекли бы подозрение на своих родителей.

Но, когда их плечи соприкасались, это было похоже на тайный знак, на теплое пожатие руки: «Мы здесь, несмотря ни на что! Скоро все будет иначе!»

Когда они касались друг друга плечами, у них было ощущение, что за ними еще много других плеч. Им казалось, что они примкнули к длинным рядам единого большого фронта. Они чувствовали себя крепче и в безопасности.

Жить было гораздо легче.

У них появился даже свой особый язык, на котором они отлично объяснялись, когда надо было стоять и молча слушать.

Легкое подталкивание локтем означало насмешку: «Какие дураки эти парни!» Сильный толчок всей рукой означал сдержанный гнев: «Свиньи! Мы вам отомстим!» Теплое прикосновение плечом означало ласковый уговор, когда становилось очень грустно: «Карл, будь тверд!», «Держись, Франц!»

Это были немецкие пролетарские дети 1934 года. Они видели и слышали вещи, которые и на детском лбу проводят морщины и делают жестким и твердым даже детский взгляд.

Но сегодня они весело возвращались из школы. И не только потому, что сегодня последний день школьного года. Дело в том, что учитель Ферзей рассказывал на прощанье смешной вздор о единой нации, в которой нет никаких различий между богатыми и бедными.

— Если нет никаких различий, — шепнул Франц, — давайте-ка меняться. — И их локти соприкоснулись.

Теперь они шагали нога в ногу — светловолосый кудрявый Карл и черноглазый Франц. При этом они насвистывали песню. Это была тоже их тайна. Никто ее не знал. Все думали, что это просто модная песенка. Но в этот день Карл был так хорошо настроен, что не мог удержаться и тихонько напевал настоящие, ими придуманные слова:

Вдруг Франц сильно толкнул его в бок. Карл поднял глаза и сразу понял. Двое полицейских приближались медленным шагом. Их резиновые палки раскачивались на ходу.

Карлуша без запинки продолжал спокойно петь. Он даже запел чуточку громче:

При этом он простодушно взглянул в лицо важно проходящему полицейскому.

Оба мальчика простились в подъезде, потому что Франц жил внизу, а Карл — на пятом этаже. Они совсем не заметили, что в этот момент тюлевая занавеска на дверях швейцарской чуточку сдвинулась в сторону. За ней стояла фрау Фогель и показывала полицейскому:

— Вот, посмотрите-ка! Вон он идет. Светловолосый, в матроске! Это он!

Карл в припрыжку подымался по лестнице. Ему было очень весело. Вот будет мама смеяться, когда он расскажет ей об учителе Ферзене и о едином народе, без всяких различий… К тому же ему очень хотелось есть. Он насвистывал свою «тайную песенку» и перепрыгивал через две и даже три ступеньки за раз.

На третьем этаже он остановился. Что-то блеснуло на полу. Маленькая гайка! Правда, немного притупившаяся, но еще вполне годная. Карл вытащил из кармана лубяную коробочку и бережно положил в нее гайку. Там уже лежало много хороших и нужных вещей: шестеренки от старых часов, отвертка без ручки, патентованные гвозди и винтики, изоляционная лента, проволока и многое другое. А теперь еще прибавилась маленькая гайка.