О дочках Петр сообщил только, что живы, хотя до сих пор плачут, зовут мамку.
Письмо Леонтия испугало. На всякий случай, чтобы не нажить беды, письмо он изорвал, а Петру ответил уклончиво, что у них на фронте о таких делах пока ничего не слыхать.
Слыхать или не слыхать — этого Леонтий не знал, потому что ни с кем о таких опасных вещах не говорил. Он даже думать об этом боялся. Только теперь его с такой неимоверной силой потянуло домой, что он готов был заскулить. Но скули не скули, домой все одно не пустят. Пожалуй, выход действительно был один: скорей побить германца. Об этом же говорил и новый русский правитель Керенский, который неожиданно приехал к ним на фронт. Правда, назывался он не царь, а глава Временного правительства и главнокомандующий, но для Леонтия Серникова это было все равно, что царь. Господин Керенский был во френче, но без погон, и поэтому непонятно в каком чине. Он подкатил к полку, выстроенному в каре, на длинной черной машине с красными сиденьями, встал во весь рост, засунув руку в кожаной перчатке за борт своего френча, и принялся держать речь. Серникову видно было, как старается главнокомандующий, слюной брызжет, он даже пожалел барина, но, как всегда, ничего почти не понял из барской речи, кроме давно известного: «надо побить немца».
Леонтий стоял смирно, тихонько вздыхал и думал: «А что, и верно, скорей бы уж довоевать и по домам». И тут кто-то из задних рядов зычно крикнул:
— А как с землицей будет, господин Керенский?
Леонтий испугался: сейчас крикуна схватят и арестуют. Но ничего подобного: господин Керенский вместо того, чтобы затопать, накричать на дерзкого солдата, повернулся в его сторону и, взмахнув рукой, ответил:
— Сперва надо разбить врага, довести войну до победного конца, а тогда мы будем решать вопрос о земле. Солдаты, знайте, — воскликнул он и протянул обе руки, точно собрался обниматься со всем полком, — в России у нас теперь свобода! Мы, новое правительство, готовы защищать ваши интересы точно так же, как вы своей грудью защищаете русскую землю от врага.
И опять Серников мало что понял, запомнил только, что господин главнокомандующий обещал решить вопрос о землице, как только побьют германца. Стало быть, это и есть ответ на вопрос, который задавал Серникову Петр и который вот только что выкрикнул какой-то смельчак. Сумнительно чтой-то… Вот ежели бы их высокопревосходительство сказал, допустим, что, дескать, всю землицу нынче же, пока не пришла пора сеять, поделят между мужиками, вот тогда бы ого-го, тогда бы Серников не то что в охотку пошел бы на германца кулаками, зубами дрался бы, лишь бы поскорее кончать распроклятую войну. Но, подумав так, он опять испугался и даже оглянулся: не подслушал ли кто-нибудь его мыслей?
Однажды Недомерка подозвал фельдфебель Ставчук и, видимо, пересиливая себя, назвал не Недомерком, а Серниковым и стал расспрашивать, не слыхал ли он, не говорят ли солдаты между собой о большевиках? Леонтий, тараща от старательности глаза, ответил, что ничего такого не слыхал, а что вот вшей действительно много и, случается, ругаются на них солдаты. Фельдфебель вздохнул и с сомнением посмотрел на Леонтия, потом, выставив толстый палец, не то чтобы приказал, а вроде как бы попросил:
— Услышишь чего-нибудь про энтих большевиков, разом мне доложишь. Да ты знаешь, кто они такие, эти большевики? Шпионы немецкие. Ладно, иди, ты солдат справный, — устало добавил он и махнул рукой.
Летом полк неожиданно сняли с позиций и отправили в Петроград. Тут Серников опять увидел господина Керенского. Главнокомандующий приехал к ним в казармы и, взобравшись на стол, вновь сказал речь.
— Солдаты! — говорил он, заложив, как и тогда, руку за борт. — Вас вызвали с фронта, чтобы спасти Россию от большевиков. Большевики такие же злейшие враги ваши, как и немцы, они мешают вам победоносно закончить войну и вернуться домой к вашим семьям и к вашей земле. Правительство надеется на вас, верные сыны России!
Так… Стало быть, теперь ему, Леонтию Серникову, надобно спасать Россию. От большевиков. Ладно, подавайте их сюда, побьем и большевиков, лишь бы домой поскорее. Правда, не очень понятно, кто они такие — эти большевики, хотя фельдфебель и говорил, что шпионы. Насчет германца у Серникова не было никаких сомнений: во-первых, не нашей веры, во-вторых, землю оттягать хотят, в-третьих, сами на нас пошли, а мы, стало быть, — не замай. Каски на них с острой пикой, курят черные цигары, и дух от них тяжелый, одним словом — немцы. А большевики? Он и не видел ни разу ни одного.
Читать дальше