Полли Хо-Йен - Мальчик в башне [litres]

Я представлял, что за мной идет какое-нибудь животное.

Может, оно прячется за мусоркой или крадется из-за угла. Это могло быть любое животное. Были слоны, жирафы, лошади и даже кролики, хотя обычно это кошка или собака. Иногда я представлял животное, которое ходило за мной раньше. Часто появляется черно-белый пес, пару раз я видел маленького полосатого котенка.

Я представляю, что животное идет за мной до дома, так что я могу обернуться и его увидеть. Когда я подхожу к своему кварталу, оно подбегает поближе, и мы поднимаемся по лестнице вместе. В такие дни я всегда иду по лестнице, потому мне нравится представлять, как зверек убегает вперед, а потом ждет, когда я его догоню. Или сидит на перилах и спрыгивает вниз, когда я подхожу.

И я думаю, что животным лифты не нравятся. Им кажется, будто их заперли.

Потом в квартире я кормлю его любимой едой. Это я тоже только воображаю. Я не накладываю настоящую еду. Потом я стелю ему подстилку на ночь, и все.

Наверно, это вроде как воображаемые друзья, поэтому я о них никому не рассказываю. Не хочу, чтобы меня считали странным. Я с ними не разговариваю, с животными. Обычные фразы говорю, вроде «Сюда, малыш!», или «Все хорошо, не бойся», или «Я тебя не трону», но все только в моей голове, чтобы мама не услышала и не проснулась. И имен у животных тоже нет.

А еще они всегда наутро исчезают. Первый раз я очень долго обыскивал весь дом, заглядывал даже под кровать и шкафчики на кухне. Вдруг оно потерялось или застряло где-нибудь? Но дома никого не было. Я все равно искал их на всякий случай. Может, когда-нибудь они не будут исчезать и мне не будет так грустно по утрам.

В тот день ко мне пришел черно-белый пес. Он знал меня, поэтому лизнул мне руку и посмотрел таким любящим взглядом, которым собаки смотрят на хозяев. Я был рад его видеть и погладил его по голове, как ему нравится. Мы шли вместе, пес держался рядом. Я взял пакеты в одну руку, а другую положил ему на спину.

Мы никого не встретили по пути. Один раз пес остановился и понюхал воздух, будто что-то учуял, но потом продолжил идти, и вскоре мы добрались до башни. По лестнице он шел чуть впереди, иногда оборачивался проверить, что я не отстал.

Ночью пес спал у меня в ногах. С ним рядом мне было проще заснуть. Я проснулся рано, когда было темно, а пес еще спал, свернувшись в клубок.

Когда я встал утром под лучами солнца, пес исчез. Мне показалось, что я мог увидеть ямку на одеяле, где он спал. Она была теплой, так что, может, пес ушел совсем недавно.

Я почти не искал его. В глубине души я знал, что снова остался один.

Я уже рассказывал, что к нам приезжали телевизионщики, да? Так вот, после закрытия школы их стало еще больше.

Было странно видеть знакомые улицы по телевизору. Они выглядели как-то не так. Серые, темные, узкие.

Иногда у жителей района брали интервью. Они рассказывали, как страшно им было; многие говорили, что собирают вещи и уезжают.

Помню, одна женщина сказала: «Теперь и дома опасно, и на улицах. Куда нам деваться?» У нее на коленках сидел ребенок и играл с ее кудрями.

Я всегда думал, вдруг Гайю или ее маму покажут по телевизору. Они расскажут, что уезжают, и я тогда точно буду знать, что Гайя в безопасности. Я подбегал к телевизору каждый раз, когда серьезный голос ведущего сменялся на чей-нибудь другой. Вдруг это они, вдруг это Гайя? Но нет, я так их и не увидел.

Большую часть времени я проводил у телевизора. Ведь делать было нечего. Иногда мне снился голос мамы Майкла. Она звала меня в школу, и я резко просыпался, думая, что нужно бежать на уроки, а потом вспоминал, что мама Майкла уехала, а школы больше нет.

Забавно. Иногда на уроках, особенно когда были контрольные или задавали длинные сочинения, мне очень хотелось пойти домой, включить телевизор и ничего не делать. А сейчас я сидел дома, смотрел телевизор целый день, и мне хотелось вернуться в школу. Я скучал по мисс Фарравей, по нашему теплому пестрому классу. Я скучал по книгам, которые нам читали вслух. Я скучал по Гайе.

Иногда у меня без причины болела голова. Я мечтал выбежать на улицу, ощутить дуновение ветра, но я не решался покидать башню без нужды. Иногда в голове был какой-то туман, и я ничего не мог с этим поделать. Я просто смотрел телевизор, даже с головной болью, потому что так я мог слышать других людей.

Как-то раз по телевизору начали говорить о «блюхерской катастрофе». Так называлась улица, где нашли тела двух рабочих и полицейских: Блюхер.