Владимир Железников - Хорошим людям – доброе утро [Рассказы и повести]

— Честное слово, я ничего у вас не брал, — сказал Саша. Ему стало как-то полегче, он понял, что никто не докажет, что именно он взял эти марки.

— Саша у нас никогда не врет, — сказала бабушка.

Маринкин папа снова жалобно клюнул носом и сказал:

— Значит, это все же сделала она, ну, я ей сейчас покажу!

Он выскочил из комнаты размашистым шагом, и Саша представил себе, как он бежит по лестнице, прыгая сразу через пять, нет, через десять ступенек, как он врывается домой и начинает страшным голосом кричать на Маринку и клевать ее своим длинным птичьим носом.

— Саша, — сказала бабушка, — а может, ты все же взял марки?

— Ничего я не брал, — сказал Саша. — И чего вы ко мне все пристали? — Он немного помолчал. — Бабушка, а что он сейчас сделает Маринке?

— Не знаю, — ответила бабушка. — Всякие бывают отцы. Один покричит и успокоится, а другой перестанет разговаривать. Не будет ее замечать, точно она для него не существует: в общем, будет прорабатывать ее своим молчанием и презрением. А другой, может быть, и накажет ремешком.

Бабушка вышла из комнаты. Саша тяжело вздохнул. Он сидел на тахте, под которой лежал его дневник с двумя марками. Ох эти проклятые две марки!

У Саши сами собой потекли слезы и закапали на пол. Они падали на чистый, аккуратно натертый паркетный пол, и на полу появились светленькие точечки от Сашиных слез. И тут вернулась бабушка. Она посмотрела на Сашу и сразу все поняла.

Бабушка так сильно побледнела, точно случилось какое-то большее-большое несчастье. Она подбежала к телефону, дрожащими руками набрала номер телефона и закричала в трубку маме: «Немедленно приходи домой!» Мама, видно, что-то спросила бабушку, и та ответила: «Жив, но немедленно приходи домой». Она повесила трубку и заметалась по комнате. Она металась по комнате до тех пор, пока не влетела мама.

— Полюбуйся на своего сынка, — сказала бабушка. — Вот к чему приводит отсутствие отца. Он, он, он… — Бабушка заплакала. — Он украл две марки у Маринкиного отца. Влез в альбом и украл.

— Так, — сказала мама. — А откуда это стало известно?

— Сначала пришел Маринкин папа, — ответила бабушка. — И он отказывался, нахально так отказывался, нагло. Представляешь, говорит: «Честное слово, я не брал». И я, старая дура, говорю: «Наш Саша никогда не врет». А потом тот убежал, а он разревелся.

— Ты лгун и вор, — сказала мама. — Сейчас же собирайся, пойдем к Маринке.

Саша сидел, низко опустив голову.

— Посмотри на меня. — Она взяла Сашу за подбородок и подняла его голову.

И Саша увидел ее глаза, и ее рот, и веки глаз, которые все время напряженно вздрагивали. Все-все в этом лице было для него незнакомым и чужим.

— Где эти марки? — спросила мама.

Саша встал на колени, вытащил из-под тахты дневник и достал марки. Мама взяла марки в руки и долго-долго смотрела на них, стараясь прочитать, что там написано, точно это сейчас было самое главное.

— Пошли, — сказала мама.

— А может быть, их отнесу я? — робко прошептала бабушка.

Мама ей ничего не ответила, и они вышли на лестничную площадку. Саша шел медленно-медленно, мама изредка подталкивала его.

Они вышли во двор, пересекли его и вошли в подъезд, где жила Маринка. Сели в лифт и поднялись на шестой этаж.

— Звони, — сказала мама.

Саша надавил кнопку звонка. Им открыла дверь Маринка. Саша внимательно посмотрел на нее: она была такая же, как всегда. Значит, отец ее не выполнил своей угрозы.

— Марина, позови своего папу, — сказала мама.

Маринка убежала и вернулась с отцом.

— Здравствуйте, — сказала мама.

— Здравствуйте, — ответил Маринкин папа и как-то весь согнулся, словно ему было неудобно, что он такой высокий.

— Ну? — сказала мама.

— Это я ваял, — сказал Саша. Больше он ничего не мог выдавить.

Мама протянула марки Маринкиному папе. Он схватил их и тут же стал рассматривать.

— Все в порядке, — сказал он довольным голосом, — уголки не повредили. Знаете, я был уверен, что они найдутся, только боялся, что повредят уголки. Это самое ценное в марке. — Потом он посмотрел на Сашу и добавил: — Из тебя никогда не выйдет настоящего коллекционера.

Саша еще ниже опустил голову, чтобы никого не видеть. Он теперь видел только ноги. Мамины ноги в туфлях на высоких каблуках, ноги Маринкиного отца в туфлях сорок пятого размера и Маринкины ноги в ботинках с облупленными носами. Эти ноги иногда немного двигались. Там наверху над ним его мама и Маринкин папа произносили какие-то слова, но Саша ничего не слышал.