Матусевич, почти презрительно пожав плечами и улыбаясь, исполнил категорическую просьбу «отставленной» подруги. Кто-то из самых впечатлительных еще всхлипывал. Наконец Юля сообразила:
— Я сейчас сыграю что-нибудь радостное. Про улыбку из «Крошки енота», например, и хватит: пойдем наверх, уже поздно. — Она повернулась к роялю и была поражена.
— Ой! Мне, наверное, кажется…
Прямо на клавиатуре лежал невесть откуда взявшийся, тщательно расправленный носовой платок, помеченный большим, во всю ширину, крестом. Самым жутким было то, что во влажном сумраке монастырского полуподвала крест мерцал каким-то загробным зеленоватым светом! Нет, близорукой Юле Григорович не казалось — свечение ясно увидели все. Что тут началось!
— Это та девочка-вампир подложила! — завизжала одна из восьмиклассниц.
— Господи! Неужели шофер был прав? Жуть какая!!! — подхватила другая.
Все повскакивали с мест: кто-то устремился к роялю — поближе рассмотреть платок, кто-то рвался наружу из злополучной библиотеки, но в суматохе не мог найти дверь…
— Подождите паниковать. В этих краях сплошные легенды и мифы — всему верить? — невозмутимо рассудил Шурик, но после стереофонического эксперимента не для слабонервных уже и девочки не хотели его слушать.
Юля осторожно взяла платок и спрятала к себе в сумочку, а затем решительно захлопнула крышку рояля. Тут уже глазастая Гуля призвала всех в свидетели:
— Смотрите, девочки! Здесь что-то написано…
— «Стейнвей» там написано, — неудачно сострил Матусевич.
Остатки свечей в канделябре почти совсем догорели, и все та же Гуля раздраженно сказала:
— Где там твой фонарик? Лучше посвети сюда, остряк-самоучка!
— К вашим услугам. — Галантный Саша, и не думая обижаться, поспешил помочь. По запыленной лаковой поверхности крышки неведомым пальцем затейливо, угловатыми «греческими» буквами была действительно выведена какая-то надпись. В луче яркого света она прочитывалась без труда:
Помните! Есть шесть платков, и кресты на них светятся ярко.
Кладбище древнее есть в Анакопии, городе мертвом.
В полночь снесите платки к одинокому склепу пустому,
Ночью предайте огню перед той безымянной гробницей.
Так лишь напасти кровавой избегнуть навеки возможно:
Утешится монстр-дитя и в живых вас оставит, пришельцы.
Дальше следовала приписка обыкновенным печатным шрифтом: «Кто проболтается взрослым, заболеет страшной болезнью и умрет!»
— Ко-о-шмар! — прикрыв ладонью рот, прошептала Гуля. — И про платки с крестами, и про кладбище с огнем…
Ее вконец перепуганные подруги заголосили наперебой:
— Это точно греческое предсказание!
— Конечно! Все так просто и страшно… Дитя-монстр и есть та девочка, которую местные так боятся…
— А пришельцы, которым грозит эта… «напасть»? Это мы, что ли, получается?! Ой, мамочки!!!
— Надо срочно бежать отсюда! Уезжать, улетать — как можно быстрее… — забилась в истерике Лиза Орехова. — Она нас всех убьет, кровь выпьет… Вот увидите! Не хотела меня мама сюда отпускать — как в воду глядела… Я домой хочу! По-мо-ги-те-е!!!
Только Юля не желала принимать все за чистую монету и, как могла, поднимала упавший дух восьмиклассниц, готовых, оказывается, поверить в любую глупость.
— Да вы бы себя со стороны послушали — каменный век какой-то! Это же розыгрыш, бред полнейший! И я даже догадываюсь, кто над нами издевается, но не буду говорить… Идиотские шутки!
Девчонки прислушались к своей утешительнице и понемногу притихли, а Юля повела их «на свободу» вереницей и чуть ли не за ручку, как первоклашек. Одна лишь Оля Штукарь держалась, как всегда, независимо, особняком: за весь вечер от нее ни слова не услышали. А приободрившийся Матусевич охотно поддержал мнение юной пианистки. Проверив, не оставил ли кто из девочек в библиотеке свои вещи — чего не случается в расстройстве! — щепетильный Шурик отдал Юле ключ, и та сама заперла тяжелую дверь. По лестнице эстет и меломан поднимался с «Панасоником» наперевес, без тени сомнения в голосе разглагольствуя:
— Ну конечно же, розыгрыш в античном стиле! И сколько вам нужно объяснять? Конечно, красиво придумано, но в принципе — ерунда все это! Кто-то неглупый решил позабавиться, а так… Вы помните, еще Людмила сказала по поводу таких «былей», — обычное суеверие. Фольклорный сюжет…
Оказавшись в своей комнате, измученные новоафонскими страхами девочки договорились о добровольном «затворе в монастыре»: никуда не выходить из «келий» до тех пор, пока не выяснят, что же такое здесь творится, и не удостоверятся, что им не угрожает опасность. А чтобы не раздражать темные силы, было решено ни о чем не сообщать взрослым. Одна лишь Юля Григорович не собиралась сидеть сложа руки, считая, что прятаться и пережидать глупо и стыдно. Она даже не заходила в «девчоночью», а прямиком направилась к классной руководительнице.
Читать дальше