Станислав Востоков - Брат-юннат [litres]

Вероятно, духи Сергея услышали – в следующий миг он пробил засор. Тёмный напор ударил шефа в лицо, стал заливать плечи и грудь, пока Сергей извлекал арматуру из отверстия.

– А-а-а-а!!!

Шахта многократно усилила этот вопль, заставив вздрогнуть всех гномов.

Я еле увернулся от вылетевшей на поверхность железяки. Она снова запрыгала по асфальту, словно выброшенная на берег рыба. Павлины заорали в глубине клетки. Затем из люка вылез абсолютно коричневый человек. Запах, который он теперь распространял, никак нельзя было приписать одеколону.

Коричневый человек долго и мучительно распрямлялся. Скрестив руки на груди, он снял майку. Отжимая её, Сергей сказал:

– Вот так! Коли уж работаешь с животными, себя не жалей!

Он назидательно покачал коричневым пальцем.

– Понял?

– Понял.

– Тогда тащи крышку люка!

Вернувшись в здание Птичьего отдела, Сергей скрылся в раздевалке. Когда он появился снова, на нём была не синяя футболка, а чёрная. Но название далёкого американского штата имелось и тут. Видимо, Сергей обладал набором техасских маек.

Шеф озабоченно кусал усы, решая, как быстрее выполнить служебные обязанности и не опоздать на важную встречу. Нам предстояло готовить корм для фламинго.

Сергей взял со стола громадный таз, дно которого было испещрено ржавыми точками, и сунул мне в руки.

– Набирай комбикорм!

Я кинулся к ларю, но на полдороге остановился и с удивлением спросил:

– Зачем?

В природе главная пища фламинго – рачки. Птицы собирают их, процеживая воду через роговые пластинки клюва. Интересно, как фламинго будут жевать этот самый комбикорм?

Сергей доставал овощи из горячей кастрюли. Он тыкал ножом в варёную морковь и свёклу: достаточно ли они варёные?

– Давай быстрее! В крайнем отделении.

Я взял совок и зачерпнул нечто очень лёгкое и сухое. Высыпал это в таз. Туда же Сергей бросил разваренную морковь.

– Теперь принеси из ванной хлеб.

Я удивился ещё больше.

– Что он делает в ванной?

Но Сергей уже махал полотенцем над горячими кастрюлями. Я пожал плечами и выбежал во двор. Там, в пожелтевшей ванне, выставив из воды округлые горбушки, плавали буханки чёрного хлеба. Я выловил две. Стараясь не намочить одежду стекающей водой, отнёс их в дом и положил в таз.

Там уже лежали очищенные от костей куски варёного минтая и варёные яйца без скорлупы.

Богатство рациона фламинго меня изумило.

Вдруг раздался грохот кастрюли и вопль.

Оставляя шлейф пара, Сергей кинулся во двор и сунул обожжённый палец в холодную воду. Спешка при работе с горячими предметами оборачивалась травмами.

Вернувшись к плите, шеф обхватил кастрюлю грязным полотенцем и опрокинул над мешанкой. На корм хлынула драконья кровь, посыпались драконовы сердца. Это была свёкла.

Сергей отставил кастрюлю и принялся месить довольно горячее содержимое таза. Теперь он стал похож на пекаря, решившего выпечь невероятный пирог.

Вообще-то овощи и яйца следовало провернуть в мясорубке. Но Сергей торопился: вечером важная встреча!

Шеф поставил красные руки на края таза и понюхал мешанку.

– Ложку соли!

Мне показалось, что он шутит. Я вгляделся в лицо шефа. Но он был серьёзен.

Что ж, соль так соль.

Я зачерпнул её ложкой и высыпал в корм.

Сергей пошуровал руками в тазу, а после опять понюхал. Его лицо по-прежнему оставалось недовольным: не хватало ещё чего-то.

Шеф направился к мешку гигантских размеров. Одной рукой он зажал нос, а другой ловко развязал матерчатое горло. Затем взял совок и осторожно погрузил в мешок.

Совок возвращался на свет очень медленно. Наконец я увидел горку рыжих полупрозрачных тел. Это был сушёный рачок гаммарус. Аквариумисты ещё называют его мормышом. Держа совок как можно дальше от себя, Сергей медленно, с какой-то торжественностью пронёс его через кухню и с величайшей предосторожностью высыпал в таз. Всё это напоминало отрывок современного, не очень понятного балета.

Потом шеф отбежал от мешанки и только тогда задышал. Глаза у него слезились.

Он снова помесил корм и перелил его в пару мелких, но широких алюминиевых кормушек. Сергей поднял ту, что побольше, и глазами показал на меньшую. Я послушно поднял кормушку. Она напоминала гигантскую супницу, где плескались широкие, почти морские, волны. На ходу они прибоем обрушивались на алюминиевые берега и грозили разлиться по служебному помещению.