Аннет Хёйзинг - Как я нечаянно написала книгу

– Выходит, начать можно просто где угодно? – Я записала на айфон слово «сцена».

– Не просто, надо выбрать сцену, которая вызовет у читателей любопытство и вовлечет их в рассказ.

Что ж, логично.

– Чаю хочешь? – спросила она.

– Нет, спасибо, в другой раз. Мне надо еще кое-что сделать.

– И перенимать! – крикнула она мне вдогонку. – Хорошенько учиться у других писателей.

Познакомились мы на пароме в Харлинген.

Одна-одинешенька я сидела за четырехместным столиком. Кончались майские каникулы, и паром, отходивший в половине шестого, кишел народом. Большинство пассажиров сразу спустились вниз, на палубе было холодно.

– Можно мне тут съесть свою картошечку? – Женщина в белокурых кудряшках и с подносом в руках остановилась у моего столика.

– Ну конечно, – сказала я и сняла со стула напротив папину сумку.

Женщина бросила на пол рюкзак, шарф и пальто, села. На подносе стояла большая тарелка жареной картошки с майонезом и кетчупом. И бокал красного вина.

– Красота, хорошо-то как, – сказала она. – Хочешь? – Она подвинула поднос на середину стола.

– Я уже поела, – ответила я. Что было неправдой. На дорогу мы запаслись булочками с изюмом и яблоками.

– Ты совсем одна? – спросила она.

– Нет, папа с братишкой где-то здесь, на палубе, на прощание машут Брандарису [6] Брандарис – маяк на о. Терсхеллинг. Первый был построен в 1323 г. и разрушен в 1570-м; нынешний построен в 1594 г. и включен в список исторических памятников. . – Папа считал его самым красивым маяком на всем побережье Северного моря.

– А мама?

– Она умерла.

– О, – сказала она. – Давно?

– Десять лет назад. Мне тогда было три года.

Она отправила в рот ломтик картошки.

– Ты правда не хочешь? Мне-то все не съесть. Кстати, меня зовут Диркье.

– А я Катинка, – сказала я, макая кусочек картошки в майонез.

Она спросила, что я делала на Терсхеллинге. Оперлась на левый локоть, запустила пальцы в кудряшки. На ней был толстый черный вязаный свитер с высоким воротом, бахромой на запястьях и заплатками на локтях. Губы накрашены ярко-красной помадой. По-настоящему красной и наверняка дорогой, потому что она не оставляла следов на винном бокале.

– А девчачьими делами занимаешься? – спросила она. Я уже рассказала, что мы много катаемся на велосипеде и бегаем по дюнам и что папа с Калле гоняют по лесу на маунтинбайках.

– Девчачьими?

– Ну, примеряешь дорогую одежду и ничего не покупаешь или пробуешь в магазине дорогую косметику. Или сидишь на террасе и выставляешь людям оценки за их наряды и…

Пока она рассуждала, я заметила, что к нашему столику идут папа и Калле.

– Та-ак, а у вас тут весело, – сказал папа.

Диркье подняла голову, не сказала ни слова, а на лице у нее появилась широченная улыбка. Я подумала, что помада на губах треснет. Секунду-другую папа стоял, глядя на ее ярко-красный рот.

– Пап, это Диркье, – сказала я, ведь кто-то должен был что-нибудь сказать.

Папа снова зашевелился, подал Диркье руку:

– Хейн. Э-э, Хейн Каптейн. А это, э-э, Калле. И Катинка, моя дочка.

Ну, это она уже знала.

– В ясс играть умеешь? – спросил Калле у Диркье. Он уже достал из кармана карты.

И минут пятнадцать после отплытия мы вчетвером играли в ясс. Мальчики против девочек, как задумал Калле. Конечно, выиграли мы с Диркье, потому что папа больше смотрел на ее помаду, чем в свои карты.

Через полтора часа объявили, что мы подплываем к Харлингену.

– Ой, уже? – сказала Диркье, поднимая с полу пальто и завязывая шарф. – Пойду-ка стану у выхода, тогда успею на поезд в Утрехт. – Она подхватила рюкзак и за руку попрощалась с нами. А мне еще и подмигнула.

Когда она ушла, Калле сказал папе:

– Но ведь она может поехать с нами?

Папа, не шевелясь, провожал Диркье взглядом. И отозвался не сразу:

– О да, да, надо спросить у нее. – И он побежал за Диркье. Вернее, спотыкаясь пошел следом.

– Стоп! – воскликнула Лидвин. Мы сидели у нее в саду. Я вслух читала то, что написала («читай вслух, тогда услышишь, где и что тебя цепляет»), и уже открыла рот, чтобы прочесть следующее предложение. Лидвин забрала страницу у меня из рук. Прочитала последний кусочек и красным подчеркнула «спотыкаясь пошел следом».

– Здесь надо остановиться, дальше просто трескотня. – Она еще раз провела по красной черте.

Я смотрела на последние предложения, над которыми трудилась полчаса с лишним. Трескотня?

– Пойми, если остановишься здесь, читателям захочется узнать, что будет потом. Сумеет Катинкин папа найти Диркье в толчее на пароме или никогда больше ее не увидит? Налетит на стеклянную дверь и угодит в больницу? А если он ее найдет, захочет ли она поехать с вами? Что произойдет в машине? Ты хочешь, чтобы читатель перевернул страницу, а стало быть, надо приберечь кой-какие загадки. Погляди, как это делается в телесериалах. Каждый раз тебя держат в напряжении.