Юлия Яковлева - Волчье небо. 1944 год [litres]

Военный вышагивал по кабинету, выдыхал то морозный пар, то папиросный дым. То слова:

– Нева… Волхов…

Дядя Яша сидел за столом в шинели. Печатал под диктовку. Из машинки торчал листок. Он начинался словами «Докладная записка». Рядом лежал список парковых скульптур: чуть пожелтевший, довоенный, мирный. Дядю Яшу подташнивало – то ли от едкого дыма, который клубился в тесном холодном кабинете, то ли от отвращения к себе: «Чем я занят?» А руки стучали по клавишам. С треском сыпались буквы: «Нева, Волхов».

– Тритоны, – продолжал военный. – Маскароны… Нимфы…

Дядя Яша уныло подумал, что получил эту службу только потому, что не так много калек способны без ошибок написать это слово. Не макароны, не маска Роны. «Маскароны», – выстукивали пальцы. «Нимфы».

Вот у военного служба была настоящей: он был следователем по возвращению культурных ценностей, пропавших с некогда оккупированных советских территорий.

– Тритон…

– Тритоны уже были, – подал голос дядя Яша.

– Это другой. Из Оранжерейного садика. А те – это четыре мальчика, с Марлинского участка, – военный опять затянулся папиросой, помотал головой, разгоняя дым и непрошенные воспоминания: жена в летнем платье, журчащий хрусталь, морской ветер – у всех воспоминания о Петергофе были похожими. Как у всех, их больше не с чем было сравнивать.

– Черт знает что. Твари. Дикари, – опять стал распаляться он. – Ну как так можно? Сволочи… А ведь про них раньше думали: культурная нация. Мол, Гёте, Моцарт, Бах. Вот вам и Гёте, Моцарт, Бах. Тьфу!

Он раздавил окурок в жестяной банке из-под американской тушенки.

– Может, спаслись, – пробормотал дядя Яша. – Может, музейщики успели их спрятать.

– Не знаю, – покачал головой военный. – Ты ж видел, что энкавэдэшники принесли.

Дядя Яша покосился на потрепанную фотографию, она была скрепкой пришпилена к листам бумаги, усеянным фиолетовыми буквами, крупно выделялось «Протокол допроса». На черно-белой фотографии золото сверкало, будто лед. Дворец был серым: уже разрушен. Самсон странно и празднично блестел на фоне шершавых руин, лев его казался котенком. Двое позировали, как будто приехали отдыхать сюда в воскресный день. А может, не как будто. Юноша в серой форме с паучками свастик обнимал девушку в шелковом платье, оба улыбались. Дядя Яша сам снимал копию с этого допроса. Он помнил всё, что печатал.

– Она говорила, это сорок третий год.

– Она что угодно теперь скажет, – безотрадно махнул рукой военный. – А кто-то видел, как Самсона грузили на корабль. И тоже божится – с подписью и печатью.

Закурил следующую папиросу:

– Ладно. Поехали дальше.

Но дальше не поехали. В дверь просунулась коротко стриженная голова:

– Вас к телефону.

Военный шагнул к двери.

– Не вас. А вас. Говорит, дочка ваша с крыши сигала.

Дядя Яша побледнел. От волнения он забыл, какая нога настоящая, уперся в пол сперва протезом, плюхнулся обратно на сиденье. С досадой исправил ошибку. Вскочил, и уже на бегу:

– Разрешите?

Военный кивнул.

– Спасибо, что побыли с ней, – искренне поблагодарил соседку дядя Яша. Та только махнула рукой: мол, ничего.

– На то соседи и есть!

Сара стояла и спокойно смотрела перед собой. Из-за пояса рейтуз торчала кукла: грязный узелок с угольными точками-глазами.

– Сара.

Черные глаза спокойно встретились с его. В них не было ни страха, ни раскаяния, ни вины. Только обычное безмолвное спокойствие. «Да ну, конечно же, она не собиралась прыгать с крыши, бред», – торопливо подумал он.

Тетя Дуся снова высунулась:

– Да вы уж не ругайте ее. Дети шастают, такая их порода.

«Когда некому присмотреть», – закончил за нее дядя Яша. Привычно уколола вина. Ну а что он-то может сделать? Целый день на службе. Дядя Яша почувствовал, как натягиваются нервы. «Ну и урод», – вдруг подумал о кукле. Кашлянул.

– Сара. Лазить по крышам нельзя.

Ну а что он еще мог сказать? Он же целый день на службе.

Кивок в ответ.

Тетя Дуся всплеснула руками:

– Ой. Совсем забыла! У вас в комнате ждет!

– Ждет до сих пор?

Дядя Яша удивился. На попутке в кабине он добрался до Ленинграда. Потом телепался в трамвае. Сумерки стали синими. А пожарная, выходит, всё сидела ждала? В их комнате?! «Делать ей, что ли, больше нечего?» – разозлился он.

– Ладно. Поговорим.

Дядя Яша сердито толкнул дверь.

– Здравия желаю, – встретило его.

– Здравствуйте, – уставился дядя Яша.

Девушки в каске не было. За столом, заложив ногу в сапоге на другую, его ждал участковый милиционер Пархоменко. Сара бесшумно вытянула свою руку из дяди Яшиной и скользнула за ширму.