Гонзаго Приват - Воспоминания собаки Мускуби [Рассказ]

Роже, не без отвращения, согласился выступить на сцене со мной. Но роль свою он выполнял превосходно, а я исполняла свою ко всеобщему удовлетворению публики.

Одна из афиш «Жемчужины» была наклеена на доске близ табурета.

— Гражданин Мускуби, — говорил мне Роже, — укажите на этой афише то слово, которое вам назовет кто-нибудь из зрителей.

Мне кричали слово — я его указывала лапой.

— Теперь, гражданин Мускуби, напишите его.

Я возвращалась на авансцену и на маленьком столике на виду у всех раскладывала кубики, подбирая буквы этого слова.

Затем, с помощью этих же букв, писала и небольшие фразы, которые мне диктовали. Это испытание решило все.

Громкие аплодисменты, крики «браво» раздались в зале. Мне пришлось выходить к публике несколько раз. Каждый раз я кланялась по-военному.

О моем успехе можно было судить по сбору, не только одни медяки сыпались на тарелку, но и серебряные монеты. Когда я окончила обход «любезной публики», — я вернулась к оркестру и, одним прыжком перескочив через него, мигом скрылась за занавесью, которую, по требованию публики, пришлось опять поднять.

Я тогда быстро отыскала несколько букв и выложила их на маленьком столике.

«Благодарю, гражданки и граждане, до завтра».

Публика пришла в неистовый восторг, стала топать ногами, крики «браво» не прекращались.

На другой день весь Алжир только и говорил обо мне.

По прошествии пятнадцати дней, Колибер просил продлить контракт, и мы ему его продлили на целый месяц. Через шесть недель пастух, сделавшийся моим режиссером, подсчитал свои доходы.

Мои представления, мои сеансы в городе, в английской колонии Мустафа и мои сборы, все вместе — составило крупную сумму в пятнадцать тысяч семьсот двадцать франков… Вот сколько можно заработать, будучи образованной! Тисте перестал и думать о своих овцах.

Мы должны были вернуться во Францию в ближайшую субботу после последнего представления, билеты на пароход были уже взяты, как вдруг, накануне, рано утром, служащий гостиницы подал Роже визитную карточку, на которой значилось:

Архибальд Дункле. Манажер.

— Манажер, что это такое? — спросил Тисте. — Что-то в роде антрепренера?

— Что мне ответить? — спросил служащий.

— Скажите этому гражданину, что я сейчас буду к его услугам.

Когда мой хозяин отправился в зал гостиницы, я последовала за ним.

— Гражданин, — сказал Архибальд Дункле (это был мужчина небольшого роста с открытым веселым лицом), — по моей карточке вы, вероятно, догадываетесь о причине моего визита. Дело касается вашей собаки. — Давайте договариваться по-американски, так как я не сомневаюсь, что мы сговоримся. Вот договор на год, пятьсот франков в день, все расходы в пути на мой счет, маршрут по моему усмотрению, весь доход в мою пользу. Аванс пятьдесят тысяч франков. Вот они. Вы согласны? Хорошо, Подпишитесь. Выезд в Неаполь завтра вечером. Честь имею кланяться.

Все это было произнесено так быстро, что Роже не успел ничего ни спросить, ни возразить. Совершенно ошеломленный поднялся он к себе в номер с пятьюдесятью тысячами франков.

— Уже вернулись? — сказал Тисте; — разве это не к вам приходили, Роже?

— Нет, ко мне. Возьмите, Тисте.

— Пятьдесят тысяч франков! — воскликнул пораженный пастух, пересчитав деньги.

— Да, маленький аванс в счет будущего.

В Неаполе наш успех превзошел всякое ожидание. Самое изысканное общество пожелало меня видеть; рыбаки из Сен-Лучиа ожидали меня всегда и приветствовали при моем выходе из театра, Кабассоль мог успокоиться за судьбу своего сына. Окончательно разорившись, он поселился у своей единственной сестры, старой девы из Лодсвы. Из последних писем Роже, он знал уже все мои приключения, мое бегство с хутора, мое счастливое пребывание в цирке Мюссидора и с каким терпением я совсем самостоятельно научилась читать.

Эти сведения Роже узнал от меня, я постепенно сумела все это дать ему понять. Роже, как я уже говорила выше, принимал всевозможные меры, чтобы найти Мюссидора, но никак не мог попасть на его след.

Он чувствовал поэтому как бы угрызения совести, что лишил Мюссидора лучшего его актера. Он сознавал, что в моем бегстве из цирка, он был ни при чем, но все же он был невольным его виновником.

Письма его отца подтвердили ему то, что я ему давала понять относительно Адмира, — моего заклятого врага, который купил меня на аукционе. Поэтому он принял также все меры, чтобы найти и его, чтобы вознаградить его.