Владислав Крапивин - Всадники со станции Роса [Повести]

— Справимся? — спросил Сережа Захаров.

— Справимся, — уверенно ответил Талька.

Это было нелегкое дело — съесть такой арбуз. Нужно было время. И терпение.

Они впятером сидели на скамейке и по уши вгрызались в мягкие красные куски. Семечки прилипали к щекам и подбородку.

— Ты где живешь? — спросил Сережка.

Вовка, не переставая жевать, объяснил.

— Это же рядом с нами, — заметила Лизавета. — Всего через дом.

— Приходи, — сказал Шурка. — Мы в «царя Гороха» играть будем. Умеешь?

— Ну как он может уметь? — вмешался Сережка. И объяснил: — Мы сами эту игру придумали. Вроде лапты, только с тремя мячиками. Мы тебя на левый край поставим.

Лизавета подняла голову. На ушах, как клипсы, висели прилипшие семечки.

— На левом крае у нас Павлик Сенцов играет, — сказала она. — Куда же его девать?

— А в запасные, — объяснил Шурка. — Он же слабак. Думаешь, он поднял бы такой арбуз?

— Лопнул бы, — откликнулся Сережка.

Шурка вытер рукавом подбородок, посмотрел на всех по очереди и осторожно спросил:

— А насчет ПЭС? Сказать? Ведь из-за нее же все…

— Можно, — решил Сережка и повернул к Вовке мокрое лицо. — Мы электрическую станцию делаем, которая от морских приливов работает. Ну, пока модель, в ванне. Уже десять дней возимся. Приходи — увидишь…

Вовке стало весело.

— Я приду, — пообещал он. — Обязательно. Сегодня меня, наверно, не выпустят, а завтра приду. А то у нас во дворе даже ребят нет. Только мелкота всякая. Есть еще одна девчонка, да она какая-то… не поймешь.

Вовка пошел во двор и сразу отыскал взглядом свое окно. Он подумал, что, может быть, увидит в окне сестру и та его сразу спросит: «Ты где это бродяжничал столько времени? Где арбуз?» И тогда Вовка отсюда, издалека, объяснил бы ей все. Издалека такие вещи объяснять гораздо лучше.

Но окно было закрыто и отражало синее блестящее небо.

Вовка тихонько вздохнул. И, наверно, от этого вздоха проснулся и зашелестел клен. Сверху снова сорвался светлый пятипалый лист и снова упал на Вовкино плечо. Как будто дерево хотело утешить мальчика и положило ему на плечо легкую ладонь.

— Такая хорошая была планета… — доверительно сказал Вовка клену.

Тот сочувственно закивал ветвями.

— Ладно, ничего, — сказал Вовка.

Он посмотрел на свой подъезд и тогда увидел девчонку.

Она сидела на корточках недалеко от крыльца и опять что-то рисовала на асфальте. Видимо, новый Вовкин портрет.

Ведь она ничего не знала. Она думала, что Вовка сейчас такой же, как вчера. Такой же, как утром. А он уже понимал, почему бывают приливы и отливы. Он умел устраивать солнечные затмения. Он пережил гибель Зеленой Планеты, и стоило ли после этого думать о глупой девчонке с ее дурацкими рисунками.

— Такая была планета… — негромко и с чувством повторил Вовка. Потом он затолкал кулаки в тесные кармашки штанов и зашагал к подъезду.

До девчонки оставалось шагов десять. Тогда она быстро поднялась и повернулась навстречу Вовке. Пальцы опущенных рук сжались в твердые, кулачки. Глаза тихо сузились и сделались как два тонких золотых полумесяца.

— Только подойди… — негромко сказала она.

Вовка шел.

Девчонка мотнула головой, убирая со лба длинные пряди.

— Только подойди, — повторила она напружиненным голосом.

Вовка шел. Кеды «Два мяча» медленно ступали по серому асфальту. Было в этой мягкой неторопливости что-то непонятное и тревожное. Острые кулачки девчонки дрогнули. Глаза стали широкими.

— Подойди только! — сказала она громко и растерянно. И поняла, что он подойдет. И что лучше ей не ждать, когда он подойдет.

Она отскочила. Отбежала в сторону. Хотела крикнуть Вовке что-нибудь обидное. Хотела и не смогла. Кончилась ее власть. Рухнуло ее могущество. Теперь не от нее, а от Вовки зависело то, о чем она потихонечку мечтала: чтобы перестать быть врагами и чтобы вместе рисовать на асфальте не страшных уродов, а удивительных и веселых зверей.

Она смотрела на Вовку удивленно и грустно. А он прошел и не взглянул на нее. И растоптал ее рисунок.

Она тихонько пошла следом и остановилась в подъезде.

Вовка медленно поднимался по лестнице. Он шел навстречу неприятностям и невзгодам. Но он не боялся. Он шел печальный и гордый.

А внизу, прислонившись к косяку, стояла девчонка. Тоже печальная. И слушала, как затихают Вовкины шаги…

Но, наверно, оба они немного притворялись. Чуть-чуть. Грусть их не была такой уж сильной. Потому что пробивались сквозь нее светлые пятнышки, похожие на круглые чешуйки солнца.