Андрей Неклюдов - Звезда по имени Алголь

— Ничего не видно, всё в пару, — соврал почему-то Ромка. — Наверное, это котельная или кочегарка.

— Я слышал бабский смех, — возразил Боча.

— Ладно, — сдался Ромка. — Там баня и голые тётки. Теперь поверили?

— Голые? — переспросил Макапка потрясённо. — Совсем?

— Голее не бывает.

— Не зря лезли, — заключил Боча. — Давайте скорее поднимайте меня! Моя очередь глазеть.

— Нечего там глазеть, — сказал Ромка. — Ты что, голых баб не видел?

— Вблизи — нет, — признался Боча. — Разве что Макапку, — хихикнул он.

В ту же секунду Макапка, точно хищный зверёк, вцепился в насмешника, и они повалились в сумраке прямо в воду, хрипя и брызгаясь. В тесноте чуть не сбили с ног командира.

— Ссоритесь — я ухожу! — громко провозгласил тот и полез обратно в тоннель.

Дерущиеся поднялись на ноги и стояли в нерешительности. Ясно было, что ни Боча не станет держать на плечах Макапку, ни Макапка — Бочу, а значит, заглянуть в банное отделение не удастся.

Переругиваясь, они полезли вслед за вожаком, так и не увидев голых женщин.

Подвал наверняка таил в себе ещё немало других тайн, не говоря уже о бессчётных возможностях для игр. Но настал день, когда деревянные двери, ведущие из подъездов в подвал, заменили на железные, с крепкими замками, так что без ключа открыть их было невозможно.

Объясняли это тем, что, мол, пацаны балуют в подвале с огнём и не ровён час — спалят весь дом.

Если уж говорить честно, то мальчишки действительно разок-другой устраивали там «дымовуху». Но во-первых, совсем неопасную, а во-вторых: как без дымовухи выкуривать засевших в подземелье диверсантов?..

Лишившись доступа в подвал, Ромкина команда взялась осваивать чердак.

О, чердак — это особый мир! Совсем неземной. Почти небесный! Птичий.

В полукруглых слуховых окошках, в которых сидят, поглядывая наружу, по два-три голубя, видны плывущие облака. Совсем рядом. Земля же где-то далеко внизу. И нетрудно представить себе, будто ты в огромном летательном аппарате, плывущем вместе с облаками…

Всякий раз, проникнув на чердак, мальчишки осторожно озирались в сумраке, словно чердак мог измениться, пока их тут не было. Но всё здесь оставалось прежним. Шеренгой стояли, теряясь вдали, накренённые в разные стороны толстенные деревянные балки, подпирающие крышу. Сухой, как будто шершавый запах пыли перемешивался с известковым запахом птичьего помёта и перьев.

На самом верху, на поперечных брусьях, неподвижно, точно чучела, сидели рядами голуби. Но стоило только ухнуть или махнуть резко рукой, как ближние чучела мигом оживали, срывались с насеста, стуча крыльями по шиферу, пугали других, и через секунду весь чердак наполнялся шумом, треском, упругими хлопками крыльев. Птицы носились во всех направлениях, роняя перо и пух, которые кружили в воздухе в вихрях пыли.

Но обычно мальчишки старались двигаться осторожно, по крайней мере поначалу. Они гуськом ступали по шуршащему рыхлому шлаку, которым был засыпан пол, перешагивали через высокие кучи окаменевшего голубиного помёта. Этот крепкий как цемент материал образовывал порой столбики едва не по колено высотой. Они напоминали Ромке пещерные сталагмиты, какие он видел на фотографиях в книгах о спелеологах.

Одинокий лучик света, пробившийся через щель или дырочку в крыше, тянулся от самого верха до пола и весь был заполнен клубящимися блестящими пылинками, так что казалось, будто в нём-то и сосредоточена вся пыль, а остальной воздух чист.

Широкая прямоугольная колонна с отвалившейся местами штукатуркой показывалась ещё издали. Эти печные трубы стояли тут с доисторических времён, когда дом отапливался углём и дровами.

За трубой команда останавливалась. Боча с Ковригой опрокидывали лежащий на шлаке и также облепленный птичьим помётом и пухом щит из побелённых досок. Под щитом находился оружейный склад.

Ромка опоясывался ремнём с подвязанной к нему шпагой из толстой закалённой проволоки с заострённым концом, совал за пояс самострел — деревянный пистолет с желобком и тугой резинкой, стреляющий металлическими скобками. После него разбирали своё вооружение остальные: кто — дубинку, кто — пику из обколоченного электрода с оперением из голубиных перьев, кто — обыкновенный с виду железный пистолет, но залитый свинцом и потому тяжёлый, как настоящий (наверное, даже тяжелее, чем настоящий).

Порой возникали перепалки.

— Макапка, куда прёшь! — отпихивал Вадьку Боча. — В обезьяннике у себя будешь толкаться.