Виктор Пичугин - Повесть о красном галстуке

— Что, мешает?

— Нет-нет! — торопливо ответил Юра, боясь, что ее отберут.

— Ну-ну, — Бондаренко подмигнул. — Славный ты парень. Я о таком сыне мечтал. А родилась дочь. Хорошая дивчина, люблю ее. И жинка у меня добрая, ласковая. Если батьку твоего не разыщем, сыном будешь…

Впереди остановились. Бондаренко пошел узнать причину.

Рахматулин стоял в густых кустах, вытянувшись на носках, вслушивался в лесной шум. Бондаренко осторожно приблизился. Рахматулин шепотом доложил:

— Голоса слышу, а чьи — не разберу. Разрешите уточнить?

Бондаренко разрешил, но предупредил — будь осторожен!

Рахматулин исчез. Вернулся через несколько минут.

— Те самые! Человек двадцать. Командует лейтенант Коваль.

— Неплохо! — сказал Бондаренко и повел группу за Рахматулиным.

На небольшой поляне, куда привел их Рахматулин, отдыхали бойцы. Многие были ранены, кровь проступала сквозь бинты. Некоторые стонали.

К Бондаренко, прихрамывая на левую ногу, подошел лейтенант Коваль. Бондаренко доложил о своей группе. Лейтенант слушал внимательно. Затем, повернувшись к Юре, сухо спросил:

— А этого где прихватили? Почему его жизнью рискуете?

Бондаренко рассказал историю с Юрой. Лейтенант кашлянул.

— Это меняет дело, извини, старшина! — И обратился к прибывшим: — Располагайтесь, товарищи, а мы со старшиной обсудим ситуацию. У кого есть бинты, помогите раненым.

Группа расположилась на поляне. Кто чем мог оказывал помощь. Юра с Прохоровым подошли к лежавшему в тени сержанту. Лицо у него было забинтовано. Сквозь бинты слышалось невнятное бормотанье. Прохоров наклонился, пытаясь разобрать что-нибудь, но понять ничего не смог. Лежащий рядом боец пояснил:

— Опять он в горячке. Сегодня на немцев наткнулись, его автоматной очередью срезало. На руках несли. — Боец шевельнул плечом, поморщился от боли. — Спасибо лейтенанту, не растерялся, а то бы все там остались.

Он устал говорить, отвернулся, уставился в голубое небо и, помолчав, добавил с грустью:

— Эх, Никита Воробьев, не видать тебе своей милой Катерины, не купаться больше в родной Волге…

— Ты, друг, того, — упрекнул его Прохоров. — Рано себя хоронишь. Мы фашисту еще за все припомним. Что С плечом-то?

— Осколком гранаты трахнуло. Ломит, хоть криком кричи. Может, осколочек извлечешь, а? Я стерплю. Своим предлагал — боятся. Ножичек у меня имеется. Не так чтоб острый, но сгодится. На огоньке лезвие прокалить и… согласен? Зажигалка у меня тоже есть, бензинчику хватит.

Прохоров за свою жизнь курицы не тронул, а тут живой человек. Нет, не согласен. Воробьев обиделся. Глаза, вспыхнувшие было надеждой, погасли. Юре стало жаль его.

— А врача здесь нет, да?

Прохоров вздохнул с сожалением. В глазах Юры он увидел настоящее беспокойство повзрослевшего человека. Увидел осуждение.

— Эй, Рахматулин! — позвал он. — Помоги… Ты человек степной, привычный. Крови не боишься. Будь добр. Извлеки ему осколок…

Рахматулин присел рядом с Воробьевым, осмотрел рану, достал свой нож, располосовал вокруг плеча гимнастерку. Но снять окровавленный лоскут поостерегся: ткань присохла к ране.

— Ты того, — простонал Воробьев. — Водичкой смочи. Легче отстанет. Не бойся, я вытерплю. Осколок-то рядом. Колупни — и он сам упадет. Не погибать же из-за этой чепухи! Во фляжке спирт, протрешь потом рану.

Юра отвернулся…

Лейтенант Коваль присел в тени, поудобнее положил на траву раненую ногу, извлек из новенькой планшетки карту и разложил на коленях.

— Видать, недавно планшетку получили? — поинтересовался старшина, садясь рядом.

— Больше месяца. После саратовского училища. — Лейтенант что-то вспомнил. — Какая дивчина там осталась. На октябрьскую пожениться собирались. Теперь не до свадьбы. — Посмотрел на старшину и нагнулся над картой.

За железнодорожной веткой тянулся на восток лесной массив. Лейтенант вынул из планшетки голубую линейку. Измерил расстояние. До массива получилось около десяти километров. Не так и далеко.

— А если железная дорога охраняется?

— Днем на рожон не полезем. Ночь подождем…

Кто-то громко вскрикнул. Коваль и Бондаренко оглянулись. Рахматулин и Прохоров склонились над Воробьевым. Юра что-то рассматривал в руках.

Бондаренко подозвал Прохорова и Рахматулина. Руки Рахматулина были в крови.

— В чем дело? — спросил Бондаренко.

Рахматулин замялся. Выручил Прохоров.

— Он, товарищ старшина, у бойца осколочек из плеча вынул. А руки вымыть не успел.