Филип Арда - Ужасные времена

— Судя по вашему описанию, он сидит на облаках; так уж у папы получаются облака, — заметил Эдди.

— У меня мелькнуло такое подозрение, — сообщила леди Констанция.

У нее было яркое лицо. Я не хочу этим сказать, что ее лицо сверкало, как новый шестипенсовик, но вы наверняка выделили бы его в толпе, хотя эту женщину трудно было назвать красивой в привычном смысле слова.

— Мой отец — не лучший в мире художник, — признал Эдди. — Но он относится к живописи с большим энтузиазмом. Кстати, вы упомянули плод. Как, по-вашему, что это был за фрукт?

— Скорее овощ. По-моему, брюссельская капуста, — сказала леди Констанция. — Хотя если бы она была такой большой в реальной жизни, ею можно было бы накормить семью из четырех человек. — Она засмеялась собственной шутке; это был фыркающий смех, наподобие лошадиного.

Эдди улыбнулся.

«Если уж нельзя обойтись без компаньонки в предстоящем морском путешествии, — подумал он, — так леди Констанция — далеко не худший вариант».

— Как получилось, что мой отец выбрал именно вас моей компаньонкой? — полюбопытствовал Эдди (который никогда в жизни не слышал об этой женщине).

— Я откликнулась на объявление, — объяснила она. — В последнее время я была компаньонкой одной старой леди, но она умерла.

— Мне очень жаль, — сказал Эдди, потому что эту фразу принято произносить, когда ваш собеседник упоминает о чьей-нибудь смерти (особенно о смерти близкого ему человека).

— Мне нет, — отозвалась леди Констанция. — Она была кислой, как дюжина лимонов. Я испытала облегчение, когда перила на пароме разъехались и ее инвалидное кресло на колесиках свалилось в воду.

Эту даму-инвалида звали Уинифред Снаффлбаум, и ее безвременная кончина вызвала всплеск не только в реке, но и в местной печати (даже не знаю, какой из них был более громким). В одной газетной заметке говорилось, что очевидцам с трудом удалось удержать леди Констанцию. Впрочем, нашлись и другие очевидцы; так, один из них сообщил, что некая женщина, похожая на леди Констанцию как две капли воды, пронеслась мимо него с гаечным ключом в руках за десять минут до того, как перила таинственным образом «разъехались».

— Значит, вы профессиональная компаньонка? — спросил Эдди.

— Да, — кивнула она. — До старой леди я была компаньонкой одной француженки. Она повесилась на дверной ручке.

— Какой ужас! — всплеснул руками Эдди.

— Да, это была большая неприятность, — согласилась леди Констанция. — Мне очень нравилось жить в Париже.

— Думаю, вам довелось встречаться с самыми разными, в том числе и интересными, людьми, — высказал предположение Эдди.

Она снова кивнула.

— Хотя я происхожу из знатного рода, но ко времени моего появления на свет наша семья оказалась очень большой, а ее состояние — очень маленьким. Сказать по правде, это было уже не состояние, а набитый мелочью чулок, лежавший под кроватью моего отца. И его еще следовало разделить на тринадцать частей, поскольку у меня двенадцать сестер. Так что мне пришлось самой пробиваться в жизни. Конечно, я могла попытаться выйти замуж за какого-нибудь богатого маркиза или баронета, но мне больше нравится путешествовать по свету в качестве компаньонки. Эта профессия предоставляет человеку больше свободы. Просто мне не повезло с этой старой гусыней. Хотя она завещала мне все свое состояние, что было очень мило с ее стороны.

— Я уверен, что мы получим массу удовольствия по пути в Америку и обратно, — сказал Эдди. Он был очень хорошо воспитанным подростком.

— Однако я должна вас предупредить об одном обстоятельстве, пока не забыла, — проговорила леди Констанция. — Я больна дальтонизмом. Вы слышали о такой болезни?

Эдди кивнул.

Дальтон приобрел известность благодаря трем обстоятельствам. Во-первых, он прославился в связи с теорией атома, разработанной им в 1841 году. В этой теории утверждается, что если вы начнете разрезать какой-нибудь предмет на все более мелкие кусочки, то рано или поздно доберетесь до такого кусочка, от которого ничего уже нельзя будет отрезать; этот кусочек он и назвал атомом. На самом деле он был неправ, потому что любой атом можно раздробить на еще более мелкие мини-частицы. Было бы терпение. Вы еще не заснули? Вот и отлично! Но теория атома Дальтона, несмотря на отдельные недостатки, опережала свое время. Она заставила людей, которые думали о подобных вещах, думать о них несколько иначе — всех, кроме маленького человечка из Эльфристона, графство Сассекс, который, заткнув оба уха пальцами, громко гудел, как клаксон, замолкая время от времени только для того, чтобы крикнуть: «Ничего не хочу слышать!»