Лидия Чарская - Большая книга новогодних историй для девочек

Тарочка с Митюшей молча переглянулись с чуть заметной улыбкой. Они, очевидно, знали то, что тщательно скрывалось от Таси.

Был канун Рождества. На дворе стоял трескучий мороз, а в доме Раевых было тепло, светло и уютно. Дети весело болтали, украшая огромную елку, от которой шел такой чудный смолистый запах.

Тарочка и Митюша были особенно счастливы сегодня: Тася встала, наконец, с постели, где пролежала три недели в тифозной горячке. Она была на волосок от смерти, но тщательный уход помог вынести тяжелую болезнь, и Тася поправилась.

Но это была уже не прежняя Тася. С трогательной покорностью принимала она самые невкусные микстуры, беспрекословно повиновалась каждому приказанию, дружески обращалась с детьми Раевыми, уступая им во всем, и горячо молилась утром и вечером. Раева, ее муж и m-lle Лиз не могли нахвалиться милой, кроткой, послушной девочкой.

– Если моя Тарочка будет хоть отчасти похожа на Тасю, я буду самая счастливая мать, – говорила мужу Екатерина Александровна, и тот соглашался с нею.

Дети украсили елку и теперь любовались ею.

– Ну-с, кончили дело и марш! Дайте нам приготовить вам подарки! – весело скомандовала Раева, выпроваживая детей за двери.

– Как ты думаешь, что мне подарит мама? – спросил Митюша, обращаясь к сестре, когда они остались одни.

– Краски. Я видела, как прислали большой ящик из города, – отвечала, не задумываясь, та, – тебе краски, мне куклу, а Тасе…

– О, мне ничего не надо, – поторопилась сказать Тася. – Ваша мама так много сделала для меня. Мне ничего не надо больше, я и так благодарна ей от всей души.

– Как не надо? – лукаво прищурилась Тарочка. – У тебя нет разве никаких желаний?

– Ах, есть! – воскликнула Тася. – У меня есть большое, сильное желание! Я хочу видеть маму, и это желание скоро исполнится, даст Бог!

– Конечно, – улыбнулась Тарочка, – ты скоро поедешь к маме.

В эту минуту из комнаты, где стояла елка, послышались мелодичные звуки рояля. Это m-lle Лиз играла рождественский гимн. В ту же минуту Екатерина Александровна широко распахнула дверь залы.

Елка сияла всеми своими огнями, а под елкой стояла…

– Мама! – крикнула Тася.

– Тася! Тася! Детка моя! Сокровище мое, – говорила Нина Владимировна, задыхаясь от счастья и покрывая дочь поцелуями.

– Мамуся моя! Радость! Солнышко! Прости! Прости меня, мамочка, злую, гадкую!

– Девочка моя родная! Да разве я могу сердиться на тебя! Ни минутки не сердилась на тебя твоя мама, ни когда из дома пришлось отдать в пансион, ни когда о побеге твоем узнала! Тасечка, жизнь моя! Ведь у меня самой кровью сердце обливалось, когда я для твоего исправления отдала тебя из дома.

– Я злая была, мамочка! А что Леночка, няня, Павлик, m-lle Marie ? – спрашивала Тася.

– Все, все ждут тебя, моя дорогая. Все они любят тебя, моя Тася. Павлик на Рождество, должно быть, уже приехал из корпуса.

– Как, «должно быть»? Разве ты не видела его, мамочка?

– Не видела, родная! Ведь я уже три недели здесь, только доктор не велел показываться, чтобы не волновать тебя, мою девочку. Я и сидела в своем уголку и только во время твоего сна на тебя любовалась.

Это был счастливый вечер, лучший Рождественский сочельник, какой пришлось пережить Нине Владимировне и Тасе. Они просидели весь вечер, тесно прижавшись друг к другу. Одна – думая о том, как счастлива она теперь подле мамы, другая – как милосерден Господь, что вернул ей ее милую, добрую дочурку.

Под самый конец вечера на светлое личико Таси набежало легкое облачко грусти.

– Что с тобой, моя радость? – заботливо спросила мама.

– Ах, мама, я так счастлива, что хотела бы видеть счастливыми и других! У моего бывшего хозяина-акробата есть племянник – Андрюша; он такой больной и жалкий. Ему худо у дяди… О, если б его поместить в другое место! Он такой добрый и хороший!

– Твое желание уже угадано, деточка, – сияя счастливой улыбкой, ответила Нина Владимировна, – Андрюша, по настоянию Екатерины Александровны, помещен пока в больницу, где за мальчиком установлен хороший уход. А как только он выздоровеет, я возьму его к себе в Райское. Он будет славным другом для Павлика.

– Ах, мама! – обрадовалась Тася, – какая ты добрая!

– А еще нет ли у тебя иной заботы, моя крошечка? – спросила Нина Владимировна.

– Есть, – чуть слышно проронила Тася, – я хочу попросить прощения у всех, кого обижала в пансионе, и хочу показать им, что прежней злой задиры и капризницы Таси нет больше, а…