Олег Бедарев - Мы с Витькой [Повесть]

Петька вылез из воды первым. Ванюшка немедленно бросил в него горсть песку. Тот не остался в долгу и, как только обидчик очутился сам на берегу, запустил в него золой и даже целой головешкой. С этого и началась возня. Не знаю, как долго это могло бы еще продолжаться, но огонь стал угасать, и всем пришлось заняться дровами.

Костер разгорелся. Яркие языки пламени высоко вырывались в небо, разбрасывая искры. Пламя будто дразнило своего извечного противника — воду, облизывая реку летучими красными бликами. Мы уселись вокруг костра. Сенька отправился поглядеть коней, а когда вернулся, то сразу же строго обратился к одному из незнакомых мне пареньков:

— Мишка, где Володька со Степкой?

— Не знаю, я их не пасу, — хмуро ответил Мишка, почему-то отводя глаза в сторону.

Я только сейчас обратил внимание, что нас осталось шестеро. По хитрой улыбке Ванюшки можно понять: произошло нечто забавное.

— Опять небось за картошкой на юхинское поле полезли? — избавил меня Сенька от напрасных догадок.

— Откуда я знаю! — отмахнулся Мишка.

— Хоть уж не ври. Ты-то не знаешь! Поди, вместе обмозговали…

Через полчаса послышался плеск воды, потом в свете костра показались две фигуры в одних рубашках, высоко закатанных на груди. Сенькины предположения полностью подтвердились.

— Ну, чего ходили? — укоризненно спросил он.

— Не видишь, что ли? За картошкой, — спокойно ответил Степка.

— А зачем?

— Печь будем.

— «Печь»! — передразнил Сенька. — А потом юхинские начнут везде рассказывать, что мы воры…

— Подумаешь! Пусть рассказывают. Они, что ли, не копают на нашем поле? — вставил пренебрежительно Володька.

— Много тут картошки, — усмехнулся Степка, — всего три куста копнули…

— Брось ты, Сенька, — вмешался Ванюшка, — ничего не будет до самой смерти. Пошли картошку мыть…

Тихо шелестела река под кустами, а где-то дальше в темноте, видимо на крутом повороте, вода журчала, будто смеялась вполголоса. Вдруг совсем рядом, на той стороне, заливисто запела птица. Никогда до сих пор я не слышал такой нежной, такой витиеватой песни. Она то рассыпалась громкой частой трелью, то затихала на едва слышной высокой ноте, потом опять вырывалась, будто звонкая вода, прорвав плотину, трепетала, журчала и снова затихала, таяла в вечернем воздухе.

— Соловей, — прошептал Мишка.

Мы совсем перестали мыть картошку и напряженно вглядывались в темноту, откуда лилась эта песня, будто можно было в невидимых кустах разглядеть соловья. Все кругом притихло. Лишь слышалось ленивое побрякивание грубого шаркунца, но и оно не могло помешать соловьиной песне.

— Где вы там? — послышался нетерпеливый возглас Володьки. — Потонули, что ли?

— Сейчас идем, — ответил Мишка.

И мы принялись торопливо домывать картошку.

Над костром уже висит закопченный солдатский котелок с водой. Захватил его с собой, конечно, Сенька. Нашлась у него и горсть сухой малины для заварки. Картошка закопана в горячую золу. Мы все, присмирев, сидим вокруг костра в ожидании ужина.

Пир удается на славу. Печеная картошка, ароматная, рассыпчатая, тает во рту. Правда, приходится долго дуть на пальцы, прежде чем картофелина дается на съедение, но, может быть, именно от этого она особенно вкусна.

— У вас в Москве небось такой не бывает? — спрашивает Ванюшка.

— Чего нет, того нет, — соглашается Витька, перекатывая очередную картофелину из одной ладони в другую.

— То-то же, будете вспоминать нашу картошку, — продолжает Ванюшка. — У нас еще и не то есть. Знаешь, как из фуражки зеркало делать?

— Нет, — простодушно отвечает Витька.

— Хошь покажу?

— А как это?

— Давай свою кепку.

— Испортишь еще…

— Честное слово, не испорчу, — клянется Ванюшка.

Витька подает свою серую кепку, а Ванюшка вертит ее в руках и разочарованно говорит:

— Ничего из нее не выйдет, больно светлая.

— На мою, — с готовностью протягивает свою черную фуражку Петька.

— Это другое дело…

Мне кажется, что готовится какой-то подвох, и я готов тихонько толкнуть Витьку в бок, предупредить, но Петькин жест с кепкой несколько успокаивает меня. Я с любопытством наблюдаю, что будет дальше.

— Только, ребята, не смейтесь, — серьезно говорит Ванюшка, — этот опыт вроде бы физический, обман зрения, и, если смех будет, ничего не выйдет…

Он оставляет у себя серую кепку, а фуражку отдает Витьке и велит ему повторять каждое свое движение. Он уверяет, что через некоторое время, взглянув в донышко фуражки, Витька увидит свое отражение, словно в зеркале. Начинаются сложные манипуляции. Витька внимательно следит за Ванюшкой и повторяет все его движения. Кое-кто из ребят не выдерживает и смеется.