Джоди Андерсон - Пташка Мэй — королева воинов

Обомлевшая от шквала впечатлений Мэй обернулась к Люциусу, но тот прилип взглядом к столикам со сладостями, окружавшим оркестр. Там громоздились пирамиды шоколадных гробиков с начинкой из мерзелада, а на блестящих блюдах выстроились пирожные, сделанные в виде миниатюрных погостов. Еще были жареные ножки в потеках кроваво-красного соуса, пирожки в форме летучих мышей и фонтаны вязкой черной жижи, куда полагалось макать отрезанные хрустящие пальцы. Призрак, подозрительно напоминавший Генриха VIII, заигрывал в углу с юной девой за облупленным клавесином. Каждый второй нес под мышкой отрубленную голову — в одной из таких обезглавленных Мэй узнала Марию-Антуанетту с картинки из учебника истории за пятый класс.

Под любопытными взглядами фланирующих гостей Мэй неловко переминалась с ноги на ногу, отчаянно надеясь, что в ней никто не узнает десятилетнюю девочку в саване, о которой три года назад трубили все газеты и которая красовалась на голограммах «Разыскивается!» по всему Призрачному городу. К тому же Мэй понятия не имела, что делают на таких приемах. Хорошо хоть Люциус рядом, не бросил ее одну в этой толпе.

— О-о-о, скрипучие крекеры! — восхищенно выдохнул Люциус и ослепительной вспышкой метнулся прочь. Мэй растерянно уставилась ему вслед.

— Кошмарная ночка! — произнес кто-то светским тоном за спиной. Мэй обернулась. Изящно пригубив черную жидкость в хрустальном бокале, на нее смотрел кавалер в парчовом камзоле и белом парике.

— Да-да, — кивнул другой призрак, и оба чуть подвинулись, принимая Мэй в свой круг. Видимо, так все и общаются на балах.

Мэй вежливо качнула головой и тоже пробормотала:

— Наверное.

— Кошмарнее этой была, пожалуй, только та ночь в тысяча восемьсот девяносто третьем году, когда меня съели новогвинейские пигмеи, — подхватил торжественным тоном кавалер с густыми закрученными вверх усами.

Оркестр продолжал играть. Мэй вежливо слушала бесконечные подробности жутких историй, перемежающиеся разговорами о погоде, и то и дело ловила на себе любопытные взгляды. По спине побежал холодок. До нее доносились обрывки перешептываний — про ее платье, про Люциуса (который, замотавшись в портьеру у клавесина, тайком сыпал чесоточный порошок в прическу Марии-Антуанетты), про гостиницу «Вечный покой», где они остановились. Обладатель пышных усов все вещал и вещал, рассказывая, как они с Фернаном Магелланом (он показал на сидящего в углу призрака) столкнулись с полтергейстами на Чахлом пригорке в самом начале своей загробной жизни. Слушая вполуха, Мэй начала поглядывать вокруг, на любопытствующих, гадая, известно им что-то или нет.

— Милочка!

Мэй поняла, что обращаются к ней. Встретив пустоту на плечах стоящей перед ней дамы, она поспешно перевела взгляд вниз. На нее в упор смотрела голова в высоком пудреном парике, с черной мушкой над верхней губой.

— Простите? — Мэй оторопела.

— Я вас раньше нигде не могла видеть? — с аристократическим прононсом поинтересовалась голова.

Мэй уставилась в пол, чувствуя, как горят шея и щеки:

— Нет, вряд ли.

— А мне кажется, что да, — не отставала голова. — То ли в газете, то ли…

Мэй настороженно забегала глазами и машинально потянулась за луком, который, разумеется, остался в гостинице. Несколько духов, тоже через одного обезглавленные, с любопытством прислушивались к разговору. Явно ждали подходящего момента.

— Да, точно, вспомнила! В «Духе театра»! — Голова самодовольно вскинула брови. Собой она, судя по ее виду, была довольна всегда. Мэй оглянулась на входную дверь. Если сейчас рвануть, схватить Люциуса за руку и… — Вы ведь были на премьере «Склизких танцев-2»?

К изумлению Мэй, остальные обрадованно закивали.

Мэй выдохнула:

— Но я…

— Да-да, даже не отрицайте. Вы там были, под ручку с… как же его звали, этого старого повесу? — Дама лукаво улыбнулась. — Юлий Цезарь!

— Да нет, — возразил призрак с моноклем. Выпавший из орбиты глаз болтался на ниточке, каким чудом на нем держался монокль — непонятно. Мэй похолодела. — Вы все перепутали. На самом деле она вылитая Живая. — Он сделал паузу, и Мэй бросило в жар. — Вы, юная леди, конечно, гораздо прелестнее, но вы же помните, о ком я, да? — Он пощелкал пальцами, пытаясь припомнить. — Ну, та, которая должна… что она там должна?

— Спасти Навсегда от неминуемой гибели? — вырвалось у Мэй.

Напудренные и нарумяненные лица уставились на нее в недоумении. Болтающийся глаз, наверное, заморгал бы удивленно, если бы мог. Мэй готова была вырвать свой болтливый язык.