Джоди Андерсон - Пташка Мэй — королева воинов

Мэй снова кивнула.

Повскакав с мест, все бросились к ней, обступили, пытаясь дотронуться и пожать руку.

— А дашь автограф? — попросил кто-то.

— У тебя, случайно, не завалялось лишнего локона на продажу?

— Очень мало очевидцев.

— Очевидцев? — повторила совсем сбитая с толку Мэй.

Призраки закивали.

— Он очень тщательно скрывается, как ни жаль.

— Но… — Сердце у Мэй сжалось. — Вы, наверное, не слышали еще. Он… его превратили в ничто.

Все ошеломленно замолкли. И тут же зал сотряс новый взрыв хохота.

— Да, это он молодец, — со знанием дела кивнул кто-то.

— Тыквер в своем репертуаре.

Мэй ошарашенно подхватила Пессимиста на руки и нервно оглянулась. Спятили они тут все, что ли?

— Вы о чем?

— Ты что, веришь всему, что в газетах пишут? — ехидно улыбнулась девочка в розовом платье. — Тыквер специально распускает слухи, чтобы фанаты не доставали. Несколько месяцев назад он якобы сбежал с Мэри Вашингтон в Элизиум. А до того его похищали инопланетяне.

— Инопланетяне, ага, — скептически хмыкнула женщина с ножом в голове. — Любой дурак знает, что инопланетян не существует.

— Тыквер жив! — крикнул кто-то.

— Это все самообман, — огорошил собравшихся бармен. — Тыквера превратили в ничто. Я сам видел снимок.

Половина призраков, которые до этого молчали, принялись согласно кивать.

Мэй словно раздирали на миллион разных кусочков — только что вспыхнувшая надежда снова рухнула.

— Тешим себя иллюзиями, — пробасил какой-то из бесформенных призраков. — Мы себе что угодно выдумаем, только бы не верить в худшее. На днях слышал, будто он прячется в караоке-баре, где-то в дальнем углу этого самого парка. — В ответ раздался многоголосый хохот.

Бармен печально улыбнулся:

— Мы, конечно, сидим тут, в Тоннеле, и носу не высовываем. Кто их, гулей, знает, когда им вздумается заглянуть в Бездну.

Но Мэй с Пессимистом, не дослушав, уже ломились в массивную дверь, ведущую наружу.

«Живая музыка! Угощение!»

Мэй застыла перед входом в караоке-бар «Белая кость», примостившийся на темном пустынном пригорке в дальнем углу парка. Сглотнув, Мэй просочилась через двойные двери в тускло освещенный коридор. Он тянулся куда-то вглубь, теряясь в темноте. По стенам висели музыкальные пластинки в рамках — все крутились, негромко проигрывая песни на самых разных языках. Коридор вывел Мэй в прокуренный зальчик, где в красных плюшевых креслах сидела перед маленькой темной сценой горстка призраков. Один тихо тлел, словно его только что вытащили из огня.

На сцене белело пятно света от единственного прожектора. И в этом пятне, на красной истлевшей кушетке, лежала ничком долговязая фигура, тянувшая в микрофон: «Никтоооо не знааааает, как мой путь одинооооок… — Заунывный голос напоминал горестное мычание раненой коровы. — …Сквозь ноооочь и веееетер мне идти сужденоооо, нигде не свеееетит мне родноооое окнооооо…»

Мэй приросла к полу.

— Мью, — выдохнул Пессимист.

Услышав мяуканье, исполнитель слабо дернул головой. Потом приподнялся и сел вполоборота. Мэй рванулась вперед, — но ее тут же ухватили под локти и дернули обратно. Вскочившие с мест двое духов в красной бархатной униформе крепко держали Мэй с двух сторон. Пессимист, не растерявшись, вонзил зубы в ближайшую лодыжку. Призрак взвыл.

— Тыквер! — вырываясь, крикнула Мэй.

Исполнитель, не выпуская микрофона, повернулся наконец лицом в зал. Огромная перекошенная мучнисто-белая тыква вместо головы, большие черные глаза, кривая усмешка — страх да и только, если не знаешь обладателя всего этого лично. Уныло свесив желтый соломенный чубчик, Тыквер во все глаза смотрел на Мэй.

— Тыквер, это я! — закричала девочка.

На миг лицо призрака озарилось безграничным счастьем, а кривая усмешка растянулась в радостную улыбку до ушей. Но радость тут же сменилась сердитой гримасой, обращенной сперва к Мэй, потом к Пессимисту, а потом Тыквер просто уставился вдаль, будто забыв о существовании девочки с котом. Щелкнув пальцами, он подозвал тлеющего призрака и, когда тот подошел к краю сцены, прошептал что-то ему на ухо. Призрак кивнул и, пожевав узкими синими губами под тонкой полоской усиков, обратился к Мэй: