Светлана Лаврова - Загляни ко мне на Рагнарёк

— Нет, он не труп, — возразил сам себе Влад. — Он живой. Он дышит.

Черные округлые борта двигались — вдох-выдох… Подрагивали какие-то большие деревянные брусья, мальчики не знали, как они называются. Отсутствующий ветер пошевеливал такелаж…

— Это не корабль… — потрясенно выдохнул Данил.

— Да, мальчик, ты все понял, — грустно сказал стоявший рядом швед с типичной шкиперской бородкой. — Это не корабль. Это мечта. Великая мечта одного человека. А мечта не умирает. Даже если захлебывается и тонет в мучениях, проклиная судьбу, и лежит на дне 333 года, чувствуя, как гниют гордые мачты и растворяются железные болты… А вокруг утонувшей мечты вьются рыбки и плачут русалки…

— Расскажите, — попросил Данька, не терпевший экскурсий и экскурсоводов. — Расскажите об этом…

Швед достал трубку, но не закурил — в музее нельзя. Опять сунул трубку в карман и начал:

— Давным-давно, более 300 человеческих лет назад жил-был король. Его звали Густав. Он очень расстраивался, что его родная Швеция такая маленькая и бедная. Шведы — отчаянные воины и храбрые моряки. Но не всего можно добиться отчаянием и храбростью. Норны спряли плохую пряжу… Вся Европа развлекалась тогда Тридцатилетней войной. В смертельную войну поиграла и Швеция. Много крови, много горя и голода… Великий Один отвернулся от своих детей. И тогда король придумал построить корабль — самый большой в мире, самый красивый, самый могучий. «Это будет символ великой державы Швеции, могущественной и грозной», — мечтал король.

Три годе его строили из дуба, снаряжали, украшали резьбой и скульптурами. «Корабль должен быть больше! Еще больше! И быстрее! Еще быстрее!» — настаивал король. «Сделайте его хоть немного шире или немного ниже, — умоляли корабельщики. — Корабль неустойчив». Но король уперся — его мечта должна быть высокой и быстрой (значит, нельзя делать шире, так как снизится скорость и маневренность).

И вот великий день настал. 10 августа 1628 года галеон «Ваза», потрясая размерами, ослепляя позолотой, вышел из дока. Он величественно прошел 1300 метров, повалился на бок и затонул чуть ли не на глазах Стокгольма — с самыми мощными пушками, с самыми высокими мачтами, с самой нарядной резьбой… с сотней человек экипажа и неизвестным числом жен и детей моряков, которым разрешили прокатиться на удивительном корабле. Некоторые спаслись. Большинство — нет.

Норны были милосердны к королю. Он узнал о гибели мечты через 15 дней, потому что его в Стокгольме не было. Если бы он был в городе и видел, как тонет его мечта… трудно сказать, как бы он это пережил. А так можно было утешаться поисками виноватых, мстить…

Рассказчик щелкнул пальцами — и в полутьме зала загремели голоса:

— Капитан Сёфринг Ханссон, вы были пьяны? Не закрепили пушки как следует?

— Вы можете разрубить меня на тысячи кусков, если пушки не были закреплены. И перед Всевышним клянусь: никто на борту не был пьян. Это был совсем небольшой порыв ветра, опрокинувший судно. Корабль был слишком неустойчив, хотя весь балласт был на борту…

— Сохранились протоколы допросов, — обыденным тоном сказал швед. — Их ведь пытали, чтобы они признались в нерадении, в халатности. Но шведские моряки — не сухопутные крысы, поджимающие лапки при взгляде на кнут. Они стояли на своем — корабль построен неверно. Тогда начали пытать корабелов. Палачи старались вовсю. Но корабельщики показали чертежи: все сделано по королевским расчетам.

— Кто же виноват? — воскликнул измученный следователь.

— Только Господь Бог знает, — ответил де Грот, корабельщик.

Знал Бог… и знал Густав II Адольф, король Ваза. И моряки знали, и корабельщики. Поэтому никто не был признан виновным.

— Он их использовал, — сказал Влад, облизывая пересохшие губы. — Король использовал строителей и моряков в своих интересах… а потом попытался подставить.

— Да, человек, ты правильно понял, — кивнул швед и посмотрел на корабль. Во взгляде была бесконечная боль. — Не допускай, чтоб тебя использовали. Такие моряки были… засыпал их песок Стокгольмской гавани. Говорили еще, что Эгир плохо делает свое дело… ну, Эгир — древний скандинавский бог, владыка морей. Дескать, недосмотрел, не спас… А что я мог сделать? В меня и не верит никто… даже имя забыли. Даже если три раза по имени назвать — не приду, не услышу… Густав создал красивую мечту. Хорошо мечтать, кто спорит. Плохо мечтать за чужой счет, за счет людских жизней. Эх, да что теперь!