Мишель Кастильо - Танги

Путешествие тянулось долго. Судовой повар дал испанцам поесть. Пароход был английский, а повар оказался негром. Танги подружился с ним и перенял у него несколько английских слов. Он с гордостью спрашивал капитана: «How do you do?» А капитан пожимал ему руку и отвечал: «All right, boy! How are you?» [2] «Как поживаете?» — «Очень хорошо, мальчик. Как дела?» (англ.) . Но на этом разговор обрывался. Больше Танги ничего не знал.

Путешественники приободрились. Они говорили о Франции и называли ее страной свободы. Танги радовался. Он не знал, что такое свобода, но мать сказала ему, что во Франции нет войны и что там едят вволю.

В Оране они сошли с английского парохода, чтобы пересесть на другое судно. Вместе с матерью Танги ходил по узким улочкам, где было множество лавок; торговцы показались ему невоспитанными: они говорили все разом. Мать купила ему коробку оловянных солдатиков — красивых кавалеристов в ярких плащах, с тюрбанами на голове.

Они переночевали в Оране, в прекрасной комнате с ванной. Танги был счастлив и решил, что Франция, должно быть, хорошая страна. В этот вечер мать сказала ему, что он француз, как и его отец, покинувший их незадолго до начала войны в Испании. Оказывается, у нее были с отцом какие-то «разногласия», она порвала с обществом, в котором выросла, и со своей родовитой семьей и встала на защиту бедняков. Этого отец Танги не мог понять. Но мать взяла с Танги слово, что он будет ласков с отцом.

— Ты должен быть приветлив с ним. Ведь он твой отец. К тому же он может нам помочь. У нас там никого нет, кроме него… — Помолчав, она прибавила другим тоном: — А он, наверное, будет гордиться тобой. Ведь вы похожи друг на друга как две капли воды.

Танги ничего не отвечал. Ему совсем не хотелось быть приветливым с отцом. Он понял, что отец бросил его мать в Испании, в самый разгар войны, и даже отказался вызвать ее к себе. Он считал такое поведение подлым.

Вторую часть пути они плыли на французском пароходе. На очень большом судне с удобными каютами. Пароходная прислуга была вежлива и предупредительна. Кругом только и слышалось: «пожалуйста», «благодарю вас». Танги решил, что французы — люди очень любезные. Его радовала мысль, что он француз, как и отец, и он спрашивал себя: на что она похожа, эта Франция?

Однако его первое впечатление оказалось не слишком приятным. Он увидел Марсель под дождем. Безобразный, серый, грязный город. Жандармы, пришедшие на пароход, были отнюдь не любезны. Они грубо обращались с испанцами, отбирали у них деньги и драгоценности. Испанцы не жаловались. Они все отдавали молча. Первыми покинули пароход «туристы». Они были хорошо одеты, и носильщики кидались к их чемоданам, сплошь облепленным пестрыми ярлыками. Испанцев же заставили ждать на борту. Вскоре набережная наполнилась чернокожими солдатами, увешанными оружием. Танги спросил мать, что это за люди. Она ответила: «Это сенегальцы», но она тоже не понимала, что здесь происходит.

Вдруг она воскликнула:

— Вот твой отец, Танги! Вот он!

Отец его был очень молод и очень высок. Вьющиеся волосы, большие черные глаза, изящный костюм. Он пожал матери руку и, казалось, даже не заметил, что рядом с ней стоит Танги. Мальчик был огорчен. Он понимал, что это умышленно холодная встреча и что отец им не рад. И ему было грустно за мать.

— …К тому же, мне думается, ваши деньги теперь ничего не стоят, — говорил отец.

— Весьма возможно.

— Хорошенькое дело! А ты, значит, стала коммунисткой? — допытывался он.

— Я уже сказала тебе, что я не коммунистка…

В голосе матери слышалась странная усталость, огорчившая Танги.

— Однако ты спуталась с этим сбродом…

Танги хотелось заплакать. Он догадался, что отец говорит об испанских беженцах. Он почувствовал, что краснеет, и поглядел на этих худых, изнуренных женщин и мужчин, ожидавших без единой жалобы.

— Я попытаюсь вывести тебя отсюда. Но имей в виду: с деньгами у меня не густо.

Танги даже не слышал, что ответила мать. Им все сильнее овладевало чувство одиночества и глубокая тоска. Он крепко уцепился за руку матери и сошел с ней по сходням. Они сели в машину отца. Когда они уезжали из порта, Танги заметил, что испанцев разбили на две группы: женщин — в одну, мужчин — в другую. Их окружили сенегальцы и повели из порта.

— Куда их ведут? — спросила мать.

— В лагерь, — ответил отец.

Танги было не по себе. Он плохо понимал, о чем говорят его родители, но по тону матери догадался, что этот «лагерь» означал что-то ужасное для беженцев. И у него заныло сердце.