– Ты зачем птенцов кошке? – закричал Юрка.
– А что, кошке тоже исть надо, – сказал дед, ласково щурясь.
– Птенцов, да?
– А чего их жалеть? Их много.
Юрка изо всех сил запустил камень в кота, но промахнулся.
– Ты чего? Ты чего делаешь? – закричал дед.
– А ты чего? Ух вы!
Юрка схватил камень. Еще немного, и он пульнул бы камень в деда, в его доброе морщинистое лицо… Но он не пульнул, выбежал за ворота, запустил камнем в верстовой столб, на котором висела жестянка с цифрой «40». Жестянка согнулась. Он подобрал другой камень, потом еще и еще и бил по ней, пока она не изогнулась вокруг столба и не стала рябой, как побитая оспой.
Он оглянулся по сторонам, ища, что бы еще разбить, поломать, уничтожить, но перед ним была только крашенная известкой стена ограды и такая же белая глухая, без окон, стена дома, пыльная, в выбоинах известняковая дорога, а над головой ноющие от ветра телеграфные провода. Юрка запустил камнем в изолятор, попал, но изолятор не разбился, он поднял другой, тут из ворот вышел дед, закричал на него, и Юрка побежал прочь от верстового столба, от дома, к Донгузлаву.
Над лиманом – зной и тишина. И мухи. Кусачие лиманские мухи. Не успел Юрка сесть на берегу, они накинулись на него, как по команде. Они кусались через рубаху, даже через штаны, через дырочки в сандалиях. Юрка ожесточенно хлопал ладонями то по одному, то по другому месту, и без всякого толку – мухи успевали взлететь. Юрка с удивлением подумал, откуда их тут такая пропасть и чем они живут, если они кровососы, питаются кровью, а тут, на лимане, ни скота, ни людей, одни утки на птичнике, но уток же они укусить не могут?.. Юрка посмотрел в сторону птичника, увидел, что к нему подъехала бортовая машина и почему-то там много людей. Отмахиваясь от назойливых мух, Юрка пошел туда. Посмотреть.
Утки все были загнаны в птичник и маленький загончик. Птичницы хватали их, запихивали в решетчатые ящики, грузили ящики на машину. Утки орали, будто их режут, птичницы ругались. В узкой полоске тени от птичника сидел Сенька Ангел, отмахивался от мух. Юрка подошел к нему.
– Здоро́во!
– А, солдат? Привет.
– Чего это тут?
– Уток эвакуируем. На вторую ферму.
– Так… там же воды нет!
– Зато есть завфермой. Он для уток важнее…
– А ну тебя, ты все смеешься.
– Какие тут смешки?
Здоровенный селезень вырвался у птичницы, истошно крякнул, взлетел, но слабые крылья не удержали грузное тело, он плюхнулся на землю. Юрка метнулся к нему и поймал.
– Вот молодец! – сказала птичница. – Подсобляй давай.
И Юрка начал помогать – ловил орущих уток, носил к птичнице, которая запихивала их в ящик. Когда весь кузов был уставлен ящиками, Сенька Ангел сказал:
– Ну, садись, прокатимся – заработал.
Юрка взобрался в кабину и сел с ним рядом. Здесь он чувствовал себя по-свойски, свободнее, чем в «Волге», но все-таки куда «газону» до «Волги» – так поддает и встряхивает, что будь здоров…
«Газон» осторожно въехал на шоссе, и тут же сзади на него загудели – от переправы шла вереница машин. Сенька Ангел до предела отвернул «газон» вправо, но на него все рявкали и рявкали сзади сигналы, машины обгоняли его, обдавали пылью и рявкали снова, обгоняя идущую впереди.
– И чего они так гонят? – спросил Юрка.
– Рубль догоняют, – сказал Сенька Ангел.
Юрка удивленно посмотрел на него.
– Ну, план, тонно-километры… В общем, что потопаешь, то полопаешь. Вот и жмут на всю железку.
Сенька сказал это с такой горечью, и это было так не похоже на всегда посмеивающегося Сеньку, что Юрка снова удивленно на него посмотрел, но Сенька больше ничего не сказал.
На второй ферме ящики с утками сгрузили, поехали обратно. К птичнику Юрка больше не поехал – захотел есть и слез возле дома. Славка и Митька тоже хотели есть и уже жевали всухомятку хлеб. Шел первый час, и они опять вышли на дорогу встречать мамку и папку. Автобус на этот раз остановился, но вышла из него только тетка с тлумаками [4] Тлумак – мешок, узел.
и пошла по изволоку в ту сторону, где жил колхозный чабан. Туда еще километра три ходу.
Славка совсем раскис, а Митька каждую минуту мог зареветь. Юрка снова отрезал по куску хлеба и каждому выдал по два куска сахара. Они съели хлеб и запили водой, но почему-то есть все равно хотелось. И тут вдруг пришел Виталий Сергеевич. Раньше он никогда к ним в комнату не приходил, сколько папка его ни звал, а тут пришел, огляделся и сел на стул.
– Как жизнь, граждане? – спросил он.
Читать дальше