Жаклин Уилсон - Двойняшки

— Не знаю, — пожимает плечами папа.

— Зато мы знаем! — отвечают Розины мучители, синхронно приподняв брови и таинственно сверкнув глазами.

Терпеливо ждём, пока Роза повернётся к нам спиной и начнёт искать на нашем старом приёмнике какую-нибудь музыкальную программу. Я подаю знак Гарнет, слегка толкнув её локтем. Мы дружно запеваем дурным голосом.

Роза вздыхает в изнеможении.

— Прекратите хор голодных, двойняшки! — сердится папа.

Притворяемся, будто берём ложки и с жадностью набрасываемся на еду.

— Очень смешно! — вздыхает папа.

Видно, ему не до шуток.

Когда он пытается сосредоточиться на дороге, я хватаюсь за воображаемый кинжал и потешно показываю, как нападаю на Розу. Гарнет старательно попугайничает, но не успевает вовремя остановиться. Папа замечает подвох, и сестра испуганно трясёт рукой, словно она онемела.

— Во что это вы играете, девочки? — спрашивает папа.

Мы глупо на него таращимся и пожимаем плечами.

Папа устало вздыхает, потом убирает одну руку с руля и обнимает ею Розу.

Я снова толкаю Гарнет локтем, и мы грубо хохочем.

Папа сжимает Розино плечо, но молчит. Она тоже не реагирует. Притихли и мы. Слышен лишь треск приёмника — он то замолкает, то странно пищит.

Ему подыгрывают мои внутренности. Может, меня укачивает? И прекрасно! Если начнёт тошнить, буду целиться в Розу.

Руби стало плохо. Она не промахнулась — попала в Розу и… в меня.

Тебе ещё повезло!

Зачем ты пишешь? Вдруг снова начнёт тошнить?

Здорово получилось, правда?

Да, но уж в следующий раз постарайся перетерпеть! Роза израсходовала целую коробку бумажных салфеток. Папе пришлось остановиться на ближайшей станции техобслуживания, и мы с сестрой направились отмываться в женский туалет. Роза долго соскребала вонючий привет Руби с перепачканных джинсов и свитера. Целлофановый пакет пришёлся как нельзя кстати!

— Вот бы вас посадить в этот пакет! — вздохнув, сказала она. — Послушайте, можете сколько угодно вести себя как идиотки — мне наплевать, но папа ужасно расстраивается.

Мы промолчали, а Руби, несмотря на плохое самочувствие и озноб, нагло улыбнулась.

— Неужели вы не хотите, чтобы он был счастлив"? — спросила Роза, пристально на нас взглянув.

Только не с тобой!

— В последние годы папе пришлось нелегко. Вы обе были от горшка два вершка и наверняка не помните, что, когда умерла ваша мама, он чуть не свихнулся от горя.

Мы молча, с ненавистью на неё уставились.

Какое она имеет право?! Нам показалось, что мы сами вот-вот чокнемся.

— Ему было очень тяжело, но он жил ради вас. Старался подстроиться под вашу бабушку. Не мне вам рассказывать, какой нелёгкий у неё характер!

Как она смеет критиковать нашу бабушку?!

— Он не развлекался, никуда не ходил, жил один-одинёшенек, — продолжала Роза.

Как это один? А мы?!

— Страдал от невыносимо скучной работы в офисе. Чуть в старика не превратился, хотя ему едва исполнилось тридцать.

С ума она, что ли, сошла? Это же наш папа — он и должен быть пожилым!

— А сейчас у него появился шанс начать жизнь с чистого листа, заняться любимым делом… Он радуется, как ребёнок! А вы не даёте ему покоя! Неужели сами не замечаете?!

Как же, не замечаем! Именно этого и добиваемся! И не мы его мучаем, а она. Из-за неё одни неприятности, из-за неё, из-за неё!

Наконец-то мы прибыли. Глаза бы мои ни на что не глядели!

И мои тоже!

Жаль, что не нашли места похуже! Да ещё прилипли к нему с самыми ужасными людьми на свете! Прилипли, прилипли, прилипли!

Ну, нельзя сказать, что здесь совсем уж плохо.

Нет, отвратительно!

Ну погоди, Руби! Я говорю не про магазин. И не про деревню. А пейзаж вокруг? Особенно холмы.

Мне до жути не хотелось идти на прогулку с папой и Розой, но, когда мы поднялись на вершину холма, когда любовались открывшимся чудесным видом на много километров вокруг… оказались чуть ли не на облаках… увидели внизу овечек, диких пони… я вдруг почувствовала, что стоит сделать шаг — и полетишь…