Владимир Разумневич - Степная радуга [Повесть-быль]

Архип пришпорил коня, поскакал на зов городского колокола.

Возле плотины через речушку Балаковка, словно из сугроба, вынырнул мужик в рваном треухе и замасленной телогрейке.

— Стой! Куда прешь?! — Наставив на него винтовку, мужик грозно глянул из-под черных кустистых бровей. — Кто такой?

— А сам-то кто? — в свою очередь спросил Архип, придерживая коня.

— Тебя не касается. Вытряхивайся из седла! Пощупать надо, из какого ты теста слеплен. По осанке вижу — из белогвардейского.

Архипу стало весело.

— Да нет же, из ржаного, как и ты.

— Напрасно зубы скалишь, выпадут — жевать будет нечем.

— Вот и поговори с таким! Своих не признаешь, товарищ. Скажи лучше, как к Григорию Чапаеву проехать?

— К белопогонникам метишь?

— Какой же Чапаев белопогонник? Ты что-то путаешь. Он — революционный комиссар.

— Он-то революционный, а ты — неизвестно какой. Вот пощупаем и узнаем.

— Заладил свое, как доктор в лазарете, пощупаем да пощупаем. Я же русским языком тебя прошу — веди к Чапаеву. У меня важное дело.

— В контрреволюционный штаб, значит, тебе надо?

— Опять двадцать пять! Почему же контрреволюционный?

— Ты что — с Луны свалился? Не знаешь разве, мятежники с самого утра Григория Иваныча и других наших комиссаров в плен забрали?

— Вот оно что! Выходит, мятеж уже начался…

— А ты что — глухой? Не слышишь разве, как колокол бабахает… Э-э, да что с тобой, непонятливым, калякать! Слазь с коня, и баста! К нашему командиру отведу.

Архип спрыгнул с лошади, и мужик сам взобрался на нее верхом.

— Шагай впереди! — приказал он строго. — Улизнуть попробуешь — не поздоровится. Враз укокошу.

Они двинулись по насыпи на другой берег, поднялись по взвозу на Завражную улицу. Конвойный велел свернуть вправо, к рабочим мастерским. Там, во дворе, толпились вооруженные люди. Посреди широкого двора стоял на ящике сухопарый человек в белой каракулевой папахе, круто заломленной назад. По тому, что весь он был перепоясан ремнями, Архип догадался: это и есть их главный командир. Короткий овчинный полушубок в обтяжку, на боку — кобура. Лицо бледное, с маленькими усиками под длинным, тонким носом. Голос простуженный, и оратору приходилось натужиться изо всех сил, чтобы криком преодолеть хрипоту, сделать свою речь разборчивой.

— На дыбы поднялись, сволочи! Из всех щелей, как клопы, повылезли, гады! — клеймил он кого-то и потрясал увесистым кулаком. — Тут, надо признаться, и мы маху дали — не унюхали загодя, что паленым пахнет. А они, паршивцы, со всего уезда кулаков да лавочников брюхатых на торжество созвали. Словоблудьем об отмене крепостничества, как фиговым листком, прикрыли свое буржуйское нутро, контрики недорезанные! Белые офицерики с заводчиком Маминым мятежом хороводят, а аллилуйщик церковный Ефим Кадилин им заздравную поет, козлиной бородой трясет. Чуть было всех наших комиссаров не прикончили, зверюги! Спасибо металлистам — с наганами ворвались в белый штаб и освободили пленников. Я только что с Чапаевым разговор имел. Он, правда, пораненный, но крепко держится. Да тише вы! Рано «ура» кричать! Хоть и вырвали мы нашего военного комиссара из лап контры, да без армии он ноне. Начальник штаба Приживальский — вот сука продажная! — в заговор с мятежниками вступил и распорядился всех красногвардейцев выслать из города. В распоряжении Чапаева лишь шестеро осталось. Много не навоюешь. Послали гонца в Сулак за подмогой, в Николаевск телеграфировали, там брат Чапаева — Василий — комиссарит. Обещали конный отряд выслать. В городе полнейшая неразбериха. Сам черт голову сломит. Офицерье свежие силы на базар стягивает — кулаков из деревень ближайших. Митингуют по площадям и улицам, на всех перекрестках трубят о своей победе… Заткнем буржуйскую глотку! К оружию, товарищи! Всем — на Базарную площадь!

Человек в папахе спрыгнул с ящика и, придерживая широкой ладонью кобуру, стал пробираться сквозь мужицкую сутолоку.

— Должно быть, командир ваш? — спросил Архип у конвойного.

— Он самый. Шкарбанов — грузчик балаковский.

Проходя мимо, Шкарбанов остановился, скользнул быстрым взглядом по Архипу, спросил хрипло:

— Откуда такой?

Конвойный объяснил:

— На плотнике я его заарканил. В город намеревался прошмыгнуть. К Чапаеву, говорит, по неотложному делу. Должно быть, брешет. Пощупать надо!

— Какое ж у тебя дело к Григорию Иванычу? — обратился к Архипу Шкарбанов.

Архип назвал себя и пересказал то, что слышал от пастуха Кирьки Майорова.