Владимир Разумневич - Степная радуга [Повесть-быль]

— Точно так. Солдату смелости не занимать…

Понравился Архипу этот неугомонный и решительный человек, балаковский плотник Григорий Чапаев, с которым они были одногодки — оба в одно время на германскую призывались и жизнь прожили очень схожую. Оказалось, что и на фронте они бок о бок служили и один плацдарм обороняли и, что самое удивительное, ранены были в один и тот же день. Сразу столько совпадений! Даже странно, как это они не встретились, не подружились еще там, на позиции.

— Ничего, придется нам, Архип, еще не раз отведать бульончика из общего котла. Впереди жаркие дела назревают, похлеще прежних! — сказал Чапаев. — На фронте за большевистскую агитацию меня вот чуть было под трибунал не упекли. Спасибо, революционный солдатский комитет выручил. И теперь вот под чужим именем приходится скрываться. В родной дом с оглядкой, задворками да оврагом по ночам пробираюсь, словно вор. И смех и грех! А ничего не поделаешь — на нелегальном положений.

— А как же детишки? — спросила Дуняша. — Неужто отца вовсе не видят?

— Детишками еще не обзавелся. Бобыль-бездомник.

— В ваши-то годы…

— Жизнь завертела. То с отцом да с братом Василием по деревням плотничал, то фронт, а теперь вот подпольщиком заделался. Для семейного уюта времени не остается…

Хозяйка принесла из кухни дымящийся самовар. Гости подсели к столу. Пили чай и разговаривали, то и дело переключаясь с серьезного на шутливый лад. В ногах у взрослых ерзали, забираясь под стол, Дунины малыши: вместе с хозяйским сыном Степкой-вертуном они играли в разбойников.

Неожиданно в дверь кто-то постучал. Архип Назарович с беспокойством глянул на Григория Чапаева.

— Не иначе Заякин, староста наш. За версту чует, визгливый пес, когда гость в доме. Так и шныряет вокруг да около, шпионит за своим писарем. Ему чужая беда за сахар.

Чапаев отставил недопитую чашку, пересел подальше, в темный угол, под фикус.

Староста вошел в избу без приглашения. Заметил в углу незнакомца и любезно поклонился:

— Вечер добрый! Раз гость в доме, значит, найдется что выпить. Налей-ка, Назарыч, чекушечку за приятную встречу…

Архип Назарович достал с полки раскупоренную бутыль водки, налил полный стакан и поднес старосте. Тот выпил одним залпом. Обтер ладонью мокрые усы, удовлетворенно причмокнул и покосился на молчаливого гостя.

— А что ж его-то не угощаешь? Али не пьющий по хворости?

— Нельзя Якову. Он при службе, а у служивого на всякое хотение есть терпение, — поспешил объяснить Архип Назарович. — Познакомься — агент компании «Зингер». Предложил вот швейную машину купить. Да у меня, сознаюсь, денег кот наплакал. Хорошего не купишь дешево.

— Люблю торговых людей! — молвил староста и потянулся к бутыли, налил сам себе еще стакан водки, выпил ее не закусывая. — Выходит, из Балакова к нам? Молва ходит, что у вас там не все спокойно. Металлисты маминского завода, слышал, шалят, претензии хозяину предъявили. Распоясались людишки, и то им не так, и это им не эдак. Власть теперича народная, а они все недовольны. Беда с ними, никак угодить не возможно!

— Была бы настоящая народная власть, беды бы не было, — ответил гость из угла.

— А ноне, значит, не настоящая? Это после революции-то? Гм… Ну, что ж, поживем — увидим. А пока — прощевайте!

И, покачиваясь, зашагал к выходу. Остановился у порога, отвесил прощальный поклон гостю, многозначительно глянул на Архипа Назаровича и хлопнул дверью.

— Ну и лиса! — насмешливо бросил вслед ему хозяин. — Сам сидел на лавке, а хвост держал под лавкой.

Григорию Чапаеву тоже пришла пора прощаться. Он поднялся, надвинул фуражку на лоб и вдруг хватился — нет кожаной сумки. Там хранились наган и важные бумаги. Он ясно помнил, что положил ее на лавку, когда сидел у голландки. Куда же она запропастилась?

— Уж не Заякин ли унес? — предположила Дуняша. — Сунул под пальто, и дело с концом. Долго ли!

Григорий рванулся к двери, чтобы догнать старосту. Архип Назарович придержал его:

— Да и не подходил он к голландке вовсе. Тут безотлучно детишки копошились, разбойников изображали. Не иначе разбойничьих рук дело. — И грозно подозвал к себе вихрастого Степку: — Признавайся, атаман, где сумка? По глазам вижу — ты ее забельшил…

— Не брал я… Вот еще!

— Уши надеру, коли обманываешь!

Степке стало жаль ушей. Он признался, что спрятал сумку под кровать.

— Я думал, что дяденька забудет про сумку, — сознался Степка, — и она нам достанется.