Галина Галахова - Поющий тростник

– Ну и что?

– Может, пойдешь со мной?

– Мне надо у мамы спроситься, – ответила Жирафа, отрываясь от "Мифов Древней Греции".

– Чего спрашивать, ведь он тебя не съест! Пойдем, он наш товарищ, и к тому же больной!

– Знаешь, он мне приснился сегодня, как будто он убил котят, помнишь?

– Что ты все про кошек, ведь он полезнее всяких кошек! Ну пойдешь?

– Кошки полезнее – они крыс ловят. Не пойду! Привет передавай от меня и от Сани. На, снеси ему книжку про самого сильного человека, про Геракла!

– Ему и не произнести такого слова. Зачем ты такие книжки читаешь?

– Травкина и Соколова, вы звонка не слышали разве?

– Не слышали они! – ответил за них Саня.

Наталья Савельевна пристально взглянула на Саню, а Саня смутился и уткнулся в тетрадку.

Лена весь урок переживала предстоящую встречу с Гончаровым. Хотела ему рассказать, как скучно без него и пусто стало, но знала, что как посмотрит он на нее свирепыми глазами, так пропадет у нее охота говорить ему хорошее. Придется написать на всякий случай и отдать ему письмо прямо в руки. Все-таки приятно ему будет получить письмо.

Весь урок она провозилась с письмом. Писала его одновременно с диктовкой. В диктовке она сделала много ошибок и вдобавок приписала: "Гончаров, поправляйся привет от Жирафы пойдем скоро в буфет за вотрушками уже есть 30 копеек, ну ладно".

Когда урок кончился, она забыла второпях про письмо, оно порхнуло и залетело под чью-то парту, и там его затоптали, а потом засунули в урну. А те предложения, что она по ошибке вставила в диктовку, попали на глаза Наталье Савельевне, когда она дома проверяла тетради.

Наталья Савельевна долго не могла сообразить, как попали сюда не по адресу замечательные эти слова. Но догадалась все-таки, вырвала листок и убрала на память – может, когда-нибудь пригодится адресату или отправительнице, а Лене пришлось на другой день переписывать диктовку, так как Наталья Савельевна сказала, что нечаянно потеряла ее тетрадь.

Выйдя из школы, Лена хватилась письма, вспоминала, где она могла его оставить, да так и не вспомнила, а потом и совсем забыла о нем. Шагая с Аллой и ее бабушкой, она без умолку болтала, что моды в этом году переменились, будут носить длинные платья, а плащи "болонья" немодны и пальто джерси совсем из моды вышли.

– Немодны, немодны, – заворчала бабушка, слова-то какие недетские. И где вы, окаянные, таких слов понаслушиваетесь, скоро вашим родителям горе с вами будет! Что есть, то носить надо!.. А разбираться много будете, натянут на вас мешки, и будете в мешках как миленькие ходить.

Девчонки засмеялись, представив себя в мешках.

– Это же замечательно. Так еще никто не ходил!

– Чего раскудахтались?! – сказала бабушка. – Вот пустосмешки. Некогда смеяться – опаздываем в бассейн.

Лена осталась на дороге одна. Идти к Гончарову расхотелось, и она, взглянув по сторонам, Увидела дом-мухомор. "Ладно, – решила она, – забегу к Сане, я у него еще не была, хотя он меня звал несколько раз. Все равно мама сегодня поздно придет, а дома одной скучно".

Дорога в школу занимала у нее пять минут, зато на обратный путь Лена тратила несколько часов. Иногда она являлась домой под вечер, занятая своими делами, усталая, но наполненная новыми впечатлениями которые она тут же передавала маме, за что тут же получала нагоняй. Ежедневно она сообщала маме о Феде, о его здоровье, не забыв прибавить, какой он красивый мальчик, хоть и хулиган, от которого все учителя отказались.

Мама, выслушивая ее рассказы, однажды не вытерпела и сказала:

– Почему у тебя на языке только одна фамилия?

Не хватает, чтобы в семь лет ты влюбилась в этого

Гончарова.

Лена покраснела.

– Я в него не влюбилась, он мне просто нравится.

Отец, услышавший ее последние слова, отвлекся от книги и, в свою очередь, заметил:

– Елена! У тебя плохая наследственность. Скажи спасибо своей маме. Она дня не может прожить, что бы в кого-нибудь не влюбиться!

И в семье полковника Травкина началась традиционная перепалка двух взрослых людей.

Полковник был настолько ревнивым, что ревновал жену даже к вещам, не говоря о людях. В свою очередь, Ольга Сергеевна давала ему массу поводов для ревности. Она вечно была кем-то увлечена, кем-то взволнована, в кого-то влюблена. Ольга Сергеевна работала врачом "Скорой помощи", и объектов для любви у нее было сколько угодно: старики, старушки, мужчины, женщины, молодые люди и девушки. Помогая людям, она впускала их к себе на заселение сердца и потом целыми днями ходила под впечатлением тех встреч. Она заметила, что когда человеку плохо, он становится прозрачным и открытым для доброго глаза и насквозь просматривается, и если кто взглянет на него в ту минуту, увидит обычно скрытое. Ольга Сергеевна жаждала таких встреч и получала особую радость, оттого что в трудную минуту приходила к людям на помощь.