Мария Грипе - ...И белые тени в лесу

– Твоя сестра.

– Это невозможно. Ведь с этой минуты ты будешь моим братом?

Она снова робко улыбнулась.

– Но только для других. В сердце я всегда буду твоей сестрой.

– Мне бы следовало сойти на ближайшей станции и с первым же поездом вернуться домой, – сказала я ледяным голосом, делая ударение на каждом слове.

Каролина ничего не ответила. Она отвернулась к окну, очевидно, решив меня не удерживать.

Поезд начал сбавлять ход, приближаясь к станции; нужно было решаться. Я мельком взглянула на Каролину. Ее лицо оставалось неподвижным. Я встала. Она даже не пошевелилась, не сделала ни малейшей попытки мне помешать.

У меня закололо в груди, тело покрылось потом, мне почти сделалось дурно. Внезапно меня охватило сомнение. Меня! Которая была так уверена в своей правоте!

А что же Каролина?

Почему она ничего не говорит? Хотя… на что я, собственно, могла надеяться?

На то, что ради меня она все бросит, переоденется и снова станет Каролиной?

Она бы никогда этого не сделала.

А раз так, значит, мне ничего не оставалось, как выполнить свою угрозу. Прямо сейчас!

Сердце колотилось так, что, казалось, сейчас оно разорвется.

Раздался паровозный гудок. Поезд подъезжал к станции.

Лицо Каролины оставалось неподвижным.

В голове у меня будто что-то оборвалось, я без сил опустилась на скамью и так и просидела все оставшееся путешествие, словно парализованная; а поезд тем временем проезжал станцию за станцией.

Никто из нас не произносил ни слова. Мы ни разу не обменялись взглядами, но подстерегали малейшее движение друг друга.

Вдруг Каролина вскочила, рванула оконный ремень, так что окно с грохотом съехало вниз, и высунулась наружу.

– Боже мой! Проехали! Мы должны были сойти на предыдущей станции!

Началась спешка. Нужно было успеть собрать разбросанные вещи и выскочить на перрон.

Нам это удалось, но Каролина забыла сумку, которую брала с собой, чтобы переодеться. Она оставила ее в другом купе и спохватилась только на перроне, когда поезд должен был вот-вот тронуться. Каролина пожала плечами.

– Она мне и не нужна. Пусть остается. Платье мне уже точно не понадобится.

Значит, она твердо решила остаться Карлом.

– Поступай как знаешь, – сказала я и отвернулась.

Тут Каролина вспомнила, что в сумке все же остались нужные вещи, и влетела в вагон как раз в ту минуту, когда кондуктор собирался проверить, хорошо ли закрыты двери.

Меня охватило беспокойство. Что если поезд тронется, а она останется внутри? Вот несчастье! Я подбежала к кондуктору, чтобы предупредить его, но в то же мгновение Каролина показалась в дверях, держа сумку в руках: она точно запомнила, куда ее положила.

– Напрасно ты волновалась.

Как это было на нее похоже! Каролина никогда не теряла чувства превосходства. Вот и теперь она утешала меня, притом что именно она забыла сумку и она рисковала остаться в поезде. Я даже не знала, смеяться мне или плакать.

Раздался гудок, паровоз запыхтел, зафыркал, накрыл перрон облаком пара и медленно пополз дальше.

Мы стояли, окруженные своими пожитками, оставшись наедине друг с другом.

Паровозный дым щипал глаза, но тут подул легкий ветер, и облако рассеялось. Я глядела на Каролину, она глядела на меня. Постояв, я забрала свои вещи и двинулась по перрону.

Каролина немного помедлила, но, подхватив саквояж, заспешила следом.

Я заметила, что она переменила тактику, взяла оживленный тон. Станция, на которой мы оказались, была даже не станцией, а полустанком, и Каролина старалась использовать в своей игре и то обстоятельство, что мы очутились в лесу. Она говорила не переставая. Утешая. Успокаивая.

Каролина убеждала меня не бояться, потому что в деревенской местности расстояние между станциями никогда не бывает большим, поезд останавливается у каждой молочной фермы; она говорила, что мы можем пойти пешком, а можем и найти кого-то, кто подвезет нас до нужной станции, а там уже ждет коляска, которая отвезет нас прямо в замок.

Но меня это не интересовало. Я уже приняла решение и направлялась к маленькой сторожке, которая, видимо, заменяла собой вокзал. Внутри оказались только скамейка, на которой пассажиры могли ждать своего поезда, и окошко кассы. Я постучала кассиру, старик поднял голову и открыл мне. Я спросила, когда идет первый поезд обратно.

Каролина стояла рядом, я думала, что она попытается меня остановить, но за все время она не проронила ни единого слова. Старик принялся листать свои таблицы; оказалось, что мой поезд идет только через три часа и что к тому же мне придется сделать две пересадки, а это значило, что домой я попаду не раньше полуночи.