Мария Грипе - Дети теней

– Но бабушка говорит, что она была очень застенчивой и скрытной. Она никогда ничего о себе не рассказывала.

– С другими – да. Но не со мной. Я знаю, что она была неразговорчивой, побаивалась людей. Но со мной она была абсолютно открыта. Если бы в ее жизни был другой мужчина, я бы об этом знал.

– Но, папа…

– Что, детка?

– Если все так, как ты говоришь, и другого мужчины действительно не было, то ты – отец Каролины?

Он взял мою руку и вздохнул.

– Да, я мог бы им быть. Но Ида утверждала, что это не я!

Папа устало улыбнулся.

– Ида объяснила мне это. Она не хотела выходить замуж. Так она говорила с самого начала. Но ребенка она хотела иметь. Я, конечно, подумал, что от меня. Но оказалось – нет. Она любила меня и именно поэтому не хотела, чтобы это был мой ребенок. Все стало бы слишком мучительно, поскольку это связало бы ее со мной так, как она того не желала. Поэтому в качестве отца она выбрала друга юности, которому доверяла, но никогда не любила. Так она могла оставаться свободной от чувств и ничем не связанной.

– Странные рассуждения. Я этого не понимаю. Ты в самом деле веришь, что это правда?

– Увы, да. Ида была довольно своеобразной, но сомневаюсь, что она мне врала.

Папа взглянул на меня так, словно просил о помощи.

– Каролина что-нибудь знает? Может, она считает, что я ее отец?

Я покачала головой и опустила глаза. Не хотела выдавать Каролину и рассказывать о ее переживаниях. Папа и не настаивал. Очевидно, он понял. Мы просто молча посидели, размышляя каждый о своем, а потом он сказал:

– Ты, наверное, думаешь, что я никогда не любил маму, если готов был расстаться с ней ради Иды? Верно?

– Не знаю. Может быть…

– Считаешь меня обманщиком?

– Нет, конечно, не считаю. Но мама, наверное, ужасно страдала. Ведь ты ее чуть не бросил.

Я заметила, что его задели мои слова. Он долго сидел молча. Но когда заговорил снова, в его голосе были такая теплота и убедительность, каких не было, когда он говорил об Иде. Тогда его голос звучал грустно.

– Возможно, тебе это покажется странным, но у нас с мамой всегда были, как бы это сказать… простые отношения, в хорошем смысле. Любовь бывает разной, понимаешь? У нас с мамой это нежность, а еще большая, крепкая дружба. Иду я тоже любил и не отрицаю этого, но сомневаюсь, что мы когда-либо смогли бы стать настоящими друзьями. Мы с ней витали в облаках, а жить-то приходится на земле…

– Значит, ты не жалеешь об Иде?

– Не знаю. После каждого человека, которого теряешь в жизни, остается пустота. Ее почти невозможно заполнить. Но я никогда не жалел о том, что остался с мамой, понимаешь?..

– После мамы пустота была бы еще больше?

Он молча кивнул.

– И чернее?

– Да, намного чернее.

Он ласково улыбнулся мне. Мы еще долго сидели, глядя друг другу в глаза, и то, что я прочла в папиных глазах, было искренностью и любовью.

Разрезав белое облако цветов, поезд остановился на маленькой станции посреди леса. Цвел купырь, и было так красиво, что дух захватывало. Я вышла из вагона в вечерние сумерки. В воздухе плясала мошкара. Где-то куковала кукушка. С какой стороны? С севера, юга, запада или востока?

Это нужно было определить. Ведь когда слышишь кукушку первый раз, то очень важно, с какой стороны. С запада – это к добру. С юга – к смерти. С севера – к печали.

Моя кукушка была на востоке. Неплохо, но и не очень хорошо. Восточная кукушка – к утешению. Но для того чтобы утешиться, нужно сначала о чем-то погоревать…

Я оглянулась по сторонам. Никто меня не встречал.

Неужели в замке не получили мою телеграмму?

Но я ошиблась. Чуть дальше, у обочины, стоял экипаж, который я не сразу заметила за деревьями. Однако кучера видно не было. Я подождала, надеясь, что он скоро появится. Поезд тем временем набрал скорость и исчез из виду. Вокруг воцарилась полнейшая тишина. Лишь ветер шумел в купыре да одиноко щебетала какая-то птичка. Но кукушка уже умолкла.

Я взяла свои сумки и побрела вперед.

И тут за моей спиной раздался смех. Я обернулась.

Из зарослей купыря выглянуло чье-то лицо. Каролина!

От неожиданности я выронила сумки и плюхнулась на одну из них. Она тут же схватила вторую и уселась напротив меня. Мы уставились друг на друга.

– Ты же давным-давно должна была приехать! – воскликнула она.

– А ты? Ты же собиралась только после Иванова дня!

Каролина пожала плечами. Она приехала слишком рано, я – слишком поздно. Но какая теперь разница! Главное, что мы были здесь – в одно время и в одном месте.